Дэрин почувствовал, как защемило сердце.
— Вы мне не верите, — упрекнул король, — я вижу по вашему лицу. Ваша мать была самым большим счастьем в жизни Эмила, а вы так на нее походили и очень отличались от ваших братьев. Любовь к вам заставила вашего отца почувствовать свою уязвимость, вот он и старался относиться к вам равнодушно. Он многого ожидал от вас, потому и был так требователен, так критичен. Когда он вернулся с войны и обнаружил, что ваша мать умерла, а вы исчезли, он словно с ума сошел. В поисках вас он неделями один бродил по горам. Но вы будто испарились. Никто вас не видел, никто о вас ничего не знал. В конце концов мы поверили, что вас уже нет в живых, и Эмил стал угасать: он думал, что потерял вас обоих.
— И поэтому избил меня чуть не до смерти, когда я вернулся, — горько сказал Дэрин.
— Вы отказались сказать ему, где были и даже почему вы ушли.
— Я занимался делами своей матери, — холодно ответил Дэрин, вспомнив, в какое неистовство привели Эмила именно эти слова, дерзко произнесенные двенадцатилетним мальчиком.
— Вы никогда не сказали ему, не так ли? И никому другому. Кое о чем мы догадывались: у вас был Камень, и вы умели с ним обращаться — вы провели где-то целый год, и кто-то обучал вас волшебству.
Дэрин отвернулся, чтобы скрыть свою печаль. Его пальцы вертели кольцо на левой руке. Он не хотел вспоминать этот год. Он так старался научиться управлять силой Камня, так старался понравиться старому волшебнику, и ничего не вышло. Он полюбил Сезрана так, как мог бы полюбить отца, если бы тот принял его любовь. Но этого оказалось недостаточно. Сезран отослал его, запретив когда-либо возвращаться.
— Вы рассердились на меня, — пробормотал Рейс.
— Нет, сир, — поспешно возразил Дэрин. — Что вы! — Он протянул руку за мечом.
— Я не должен был столько взваливать на вас сегодня. — Глаза короля затуманились. — Но, так или иначе? так или иначе, похоже, времени остается мало? А значит? — К нему вернулась прежняя сердечная улыбка.
— Идите спать, мой юный герцог. Поспите хорошо и подольше. Через три дня я возьму сына на охоту. Я пообещал ему в день его рождения, что мы поедем в охотничий домик, но все никак не было времени. И хорошо, что так получилось, потому что теперь с нами поедете вы. Это будет целая неделя без милого Люсьена! — Король сжал плечо Дэрина. — Достаточно времени, чтобы возобновить прежнюю дружбу.
***
Где-то вдалеке пропел петух. Свечи догорели одна за другой, и спальня погрузилась во мрак, а Дэрин все так же неподвижно сидел на краю кровати. Из всего того, что обрушилось на него сегодня ночью, тяжелее всего было узнать о любви отца.
Наконец он заставил себя подняться и с трудом стянул сапоги. С глухим стуком они упали на ковер, и Дэрин так и оставил их там. Рядом с ним, на покрывале, лежал Кингслэйер, холодный и грозный, герцог попытался придумать, куда бы его спрятать. Он ненавидел этот меч за то, что тот удерживал его здесь, за то, что эта легенда обязывала его исполнить долг Госни.
Дэрин потянулся за мечом, но на этот раз левой рукой, и Камень на его пальце вдруг замерцал. У герцога уже слипались глаза, и он решил, что это ему мерещится от усталости, но свет становился все ярче. Дэрину стало любопытно, и он взялся за рукоятку меча.
Дрожь пробежала по его руке, и Кингслэйер как будто дернулся.
Послышался низкий, постепенно нарастающий гул, и он неожиданно почувствовал такую ясность мысли и такой прилив энергии, как никогда раньше.
Вытащив клинок, он изумился. Лезвие было чистое, новое, на его золоте влажно поблескивало что-то красное. Дэрин осторожно коснулся этой влаги, и палец тут же окрасился кровью. Это была не его кровь, а Орима — он сразу понял это. В то же мгновение на него обрушилось и другое понимание.
Меч пел ему песнь славы, и голубой голос Камня присоединился к реву Кингслэйера. «Черный Король!» — взывали они. Герцог почувствовал на лбу тяжесть — тяжесть короны. Она была, и в то же время ее не было, перед его глазами бесконечной чередой проносились какие-то видения: знакомые и незнакомые, возможные и невозможные. Время захлестнуло его, и эти потоки относили Дэрина в далекое прошлое и отдаленное будущее, к возможному и вероятному.
Он видел звездное пламя, заключенное внутрь драгоценного камня цвета самой темной ночи, и он знал, что эта сила принадлежит ему. Меч предлагал всемогущество! Страстное желание нахлынуло на него, грозя заглушить все остальное, и это желание было частью его, а частью — другого человека — Орима. К Дэрину пришло воспоминание о сумасшествии и смерти, а следом — необъяснимая радость и жгучая ненависть. Страсть! Он почувствовал волнение во всем теле. Все его низменные инстинкты откликались на этот призыв.
Кингслэйер пел ему о власти. О его власти! Пользоваться ею, как хочешь, когда хочешь. Он увидел мертвого Люсьена, покоренные королевства и последний одинокий лист, слетающий с осеннего дуба.
В комнате раздался слабый стон, и герцог понял, что это его собственный голос.
— Нет! — простонал Дэрин.
— Власть! — взревел меч.
— Нет!
— Бессмертие! — сулил Кингслэйер.
— Нет! — ответил Дэрин и обнаружил, что у него есть силы разжать пальцы и выпустить рукоятку меча.
Бледный рассвет проник через высокие окна. В тусклом сером свете проступили очертания комнаты. Рядом лежал Кингслэйер — безжизненный, смутно различимый предмет. Камень на пальце был по-прежнему темный. Дэрин готов был поверить, что все ему пригрезилось, но он все еще непроизвольно вздрагивал. Во рту был отвратительный вкус, в воздухе пахло пеплом. Это могло случиться! Это чуть было не случилось!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125