Развод произойдет почти автоматически. Мне даже в суд не надо идти.
– Человек этот, как ты его описала, настоящее животное.
Леони покачала головой.
– Это не так. Он машина, орудие убийства. Временами он может быть очень мил, порой даже забавен. Однажды я танцевала с ним на свадьбе, он шутил, рассказывал веселые анекдоты. Но два часа спустя снова превратился в машину.
Джеральдин была явно заинтригована.
– Ты испытывала к нему хоть какие-нибудь чувства? – спросила она.
– Нет. На самом деле я никогда… – Леони хотела что-то еще сказать, но внезапно осеклась.
Какое-то время она молча смотрела вниз, в пустую кофейную чашку. Потом подняла голову, подозвала официанта и заказала еще два кофе и два коньяка. Пока не принесли напитки, она не проронила ни слова, хотя прекрасно видела, что Джеральдин сгорает от нетерпения и любопытства. В конце концов она призналась:
– Я несколько месяцев спала с ним в одной постели, но он даже ни разу не притронулся ко мне.
– Ну и что?
Леони пожала плечами.
– Не знаю. Просто не понимаю, как можно быть в такой близости от женщины и не ощутить даже намека на желание близости, на что-то большее, чем безразличие.
– Он красив?
Леони рассмеялась.
– Нет. Лицо у него сильно потрепанное. Если на нем что-то и написано, так это скорее всего сожаление о разбитой жизни.
– А тело?
– Тоже сильно потрепанное. Он несколько раз был тяжело ранен, но очень следит за собой. Физически он лет на двадцать моложе своего возраста.
Хорошо зная подругу, Джеральдин стала задавать ей наводящие вопросы.
– Значит, он был тебе совершенно безразличен? – спросила она. – И никаких чувств не вызывал? Признайся честно, Леони.
После очередной паузы, во время которой мысль ее напряженно работала, Леони сказала:
– Мне кажется, что в последние пару месяцев, когда он стал чуть добрее ко мне, какие-то чувства я к нему начала испытывать. Может быть, просто в ответ на его поведение.
– Какого рода чувства ты имеешь в виду?
– Что-то вроде привязанности. – Она невесело рассмеялась. – Наподобие привязанности, которую можно испытывать к горилле, сидящей в клетке зоопарка.
– А что, он тоже в клетке сидит?
– Конечно. По крайней мере в нее он запер свои чувства. В клетку ненависти.
– А физически тебя к нему тянуло?
– Да. Не буду отрицать. В нем, несомненно, что-то есть. Внушительность, основательность какая-то. И своего рода аура. Думаю, многие женщины сочли бы его привлекательным. Он постоянно окружен какой-то тайной, и это тоже в какой-то степени притягивает к нему физически. Как и его жесткость. Он, пожалуй, самый жесткий из всех мужчин, с которыми мне довелось столкнуться в жизни.
– А Майкл?
Было видно, что обо всем этом Леони уже задумывалась и раньше.
– Майкл чем-то похож на него, но чем-то сильно отличается. Он тоже человек жесткий и чувства свои держит в клетке, но когда ему было очень плохо, он впустил меня в свою клетку. Я отношусь к нему как мать и думаю, что он ко мне испытывает сыновние чувства. Раньше он никогда не знал материнской ласки и заботы. В его жизни не было ни одной женщины. Вот почему мне особенно горько… Я нужна Майклу.
– Но он же сказал, что вы еще встретитесь.
– Да.
– И ты ему веришь?
– Да.
– Почему?
Леони выпила еще глоток коньяка, пожала плечами и ответила:
– Точно не возьмусь тебе объяснить, но если он сказал, что мы встретимся снова, значит, так оно и будет. В каком-то смысле Майкл так же тверд, как и Кризи.
Глава 47
Майкл пролежал неподвижно, как камень, четыре часа. Была суббота, со дня приезда Рамбахадура Раи прошло две недели. Он четыре часа пролежал без движения на каменной насыпи, сделанной в саду между деревьями. Где все это время был гуркха, юноша не знал.
А Рамбахадур Раи просидел эти четыре часа, скрестив ноги, на плоской крыше беседки и глядя в сад. Однако в последний час на молодого человека он не смотрел. Взгляд его был направлен в море, мысленно непалец был за тридевять земель. Потом он вернулся к реальности, взглянул на часы, поднялся на ноги и спустился на землю. Как он подошел, Майкл не слышал. Он лишь почувствовал прикосновение пальца к спине и услышал голос гуркхи:
– Камень может двигаться.
* * *
В тот вечер Рамбахадур приготовил на ужин острую баранину в соусе кэрри. Кое-какие приправы для этого блюда он привез с собой из Непала. Когда Майкл отправил в рот первую порцию, ему показалось, что там запылал костер.
– Ну как, нравится? – спросил гуркха.
Майкл набрал в легкие воздуха, стиснул зубы и кивнул. Рамбахадур рассмеялся.
– Приправу я слабенькую сделал, – сказал он. – Я знаю, что острую пищу не все любят. Английским офицерам нужно было по меньшей мере год провести в гуркхском батальоне, чтобы привыкнуть к такой дозе кэрри, какую мы обычно добавляем в блюда. – Он улыбнулся, обнажив желтоватые зубы. – У них даже принято считать, что если для офицера такая еда слишком острая, значит, он – слабак. Можешь мне поверить, первый год для них нередко становится адом.
Майкл выпил глоток холодного пива и снова набрал полный рот жгучей, как огонь, баранины. Он взглянул на Кризи. На лбу американца выступила испарина, но он пережевывал мясо как ни в чем не бывало.
Тогда Майкл решил, что Кризи тоже непросто есть изысканное непальское блюдо. Но если он никак это не показывал, значит, и Майкл мог скрывать свои мучения.
– Теперь уже можно будет перейти к стрельбе из винтовки? – спросил гуркху Майкл.
Рамбахадур покачал головой.
– Завтра и в понедельник ты будешь учиться ее правильно держать, носить и ухаживать за ней. У тебя когда-нибудь были возлюбленные, Майкл?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102