— Сударыня, сжальтесь надо мною!
— Что вы хотите сказать?
— Верните мне наконец моего ребенка!
— Позже.
— О, скажите мне, что это будет скоро…
— Это будет тогда, когда вы уже не будете нужны мне, — сухо ответила Дама в черной перчатке.
И так как Блида продолжала умоляюще протягивать к ней руки, то мстительница прибавила:
— Если вы будете верно служить мне, то ваш сын получит пятьсот тысяч франков, которые даст этот человек.
Блида вскрикнула от радости.
— Вы были преступны, — сказала Дама в черной перчатке. — Но вы любите своего ребенка, а материнская любовь очищает вас в глазах Божиих.
В это время Эммануэль возвращался домой. Он застал свою карету на углу улицы Сент-Андре и в продолжение двадцати минут, которые длился переезд, погрузился в тяжелые думы, почти окончательно потеряв голову. И только на дворе своего отеля, когда лакей открыл дверцу кареты, маркиз немного пришел в себя. Но он был еще слишком взволнован и растерян, чтобы явиться в салон госпожи Флар, где в это время находились молодой надворный советник и несколько друзей, явившихся провести вечер.
Он отправился в свой рабочий кабинет и заперся там.
Шаламбель бросился в кресло и схватился руками за голову.
«Октав де Р. был прав, — подумал он, — есть люди, которые встречаются на нашем пути, как живое воплощение судьбы. Барон де Мор-Дье — один из этих людей… Он взял мою руку в свою, и вдруг звезда моя закатилась… пятьсот тысяч франков! Но, несмотря на мое богатство, я не могу приготовить эту сумму в недельный срок, не испросив на это согласия моей жены. Все мое состояние заключается в имениях, и, чтобы сделать заем, мне нужна подпись госпожи де Флар.
Это материальное затруднение было бы как бы медной стеной, о которую разбивалась храбрость маркиза. Он охотно дал бы миллион за это письмо, но с условием, чтобы этого не знала его жена, к несчастью, это была вещь невозможная.
Двадцать планов, один нелепее другого, складывались в голове маркиза с течение нескольких минут. Он думал о бегстве, думал броситься на колени перед женой и признаться ей в каком-нибудь увлечении своей юности, за которое теперь ему приходится расплачиваться. Он думал даже обратиться к префекту полиции и просить у него разрешения арестовать Блиду и отнять у нее это письмо, которое могло погубить его супружеское счастье. Но все его решения не выдерживали критики.
Бежать? Но куда?
Броситься к ногам своей жены и признаться ей в своем юношеском увлечении? Но увлечение должно было быть слишком велико, если оно стоит пятьсот тысяч франков. Что же касается последнего плана, то выгоден ли он? Арестовать Блиду и отнять у нее письмо, не значит ли подтвердить донос этой женщины и привлечь на себя внимание правосудия.
Эммануэль потерял голову среди этих размышлений, так скоро разбитых им же самим… Вдруг позади него послышался шорох. Он обернулся:
Это был Жан, его верный камердинер.
— Что тебе надо? — резко спросил его Эммануэль.
— Каких-то двое господ желают вас видеть. Эммануэль взглянул на часы: было около полуночи.
— Как, в этот час?
— Да, сударь.
Маркиз смутился и вспомнил о своей встрече и о ссоре со студентом Фредериком Дюлонгом, о котором он совершенно забыл после дерзкого требования пятисот тысяч франков за письмо.
— Кто эти люди? — спросил он.
— Они оба молоды.
— Как их зовут?
— Вот их визитные карточки. Эммануэль взглянул на первую и прочитал:
«Гастон де Рубо, студент юридического факультета».
Затем он посмотрел на другую и вздрогнул с ног до головы.
«Арман Леон».
Имя Леона поразило маркиза.
Предсказание барона де Мор-Дье снова прозвучало у него в ушах, и чей-то голос как будто прибавил: «Сыновья убийц поразят убийц». — Впустить их? — спросил Жан.
— Да, — ответил Эммануэль.
— Войдите, господа, — сказал камердинер, пропуская молодых людей.
Чувство собственного достоинства победило волнение маркиза. Он поднялся и приветствовал посетителей. Арман заговорил:
— Простите, маркиз, что мы явились к вам так поздно, но нас привело неотложное дело…
— Хорошо, господа, — ответил маркиз, — отбросим в сторону обычные учтивости…
Молодые люди поклонились.
— Приступим прямо к делу, — прибавил Эммануэль, предлагая сесть.
Но те продолжали стоять.
— Маркиз, — сказал Арман. — Мы друзья г-на Фредерика Дюлонга.
— Я так и думал, господа.
— В таком случае вы знаете причину, которая привела нас сюда.
— Да, господа, — ответил с поклоном маркиз и продолжал. — Господа, имя мое должно быть вам известно, и я уверен, что вы не сомневаетесь ни в моей порядочности, ни в моей храбрости.
— Боже упаси! Маркиз.
— Я толкнул г-на Дюлонга на улице два или три часа назад и даже ударил. Я признаю себя виновным, а так как признавать свою вину вовсе не позорно, то я прошу вас передать ему мои нижайшие извинения.
— Увы, сударь, — ответил Арман, — это расходится с нашими полномочиями.
— Что вы хотите этим сказать?
— Г-н Фредерик Дюлонг не желает иного удовлетворения, кроме оружия, несмотря на все наши советы и увещевания.
— Но, господа…
— Сударь, — сказал второй секундант, г-н Гастон де Рубо, — мы уполномочены передать вам, что если вы откажетесь от дуэли, то г-н Дюлонг явится в палату депутатов и там публично оскорбит вас.
— Хорошо, господа, — надменно сказал маркиз, выпрямляясь, — если так, я к вашим услугам.
— Завтра, в восемь часов, в лесу Венсен, в ста метрах от дороги в Нозан.
— Я буду там: какое оружие вы выбираете?
— Шпаги.
Молодые люди поклонились и вышли. — Ах, — прошептал маркиз, оставшись один, — барон прав… Обнаживший меч от меча и погибнет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129