Фульмен поставила свою маленькую ножку, обутую в красную атласную туфельку, на медный шар каминной решетки и погрузилась в глубокое размышление.
Мориц Стефан, наполовину потонув в большом удобном кресле, смотрел попеременно на своих собеседников, не будучи в состоянии понять, как и для чего он очутился здесь с ними.
Наконец танцовщица подняла голову, взглянула сначала на одного, а потом на другого и сказала:
— Держу пари, что вы не подозреваете, ни тот, ни другой, какая причина побудила меня пригласить вас.
Благородный лорд отрицательно покачал головой. Мориц, более общительный, ответил:
— Вот уже десять минут, как я ломаю себе над этим голову и ничего не могу придумать.
— Чтобы поговорить с вами об Армане. Лорд Г. вздрогнул.
— Как! — вскричал удивленный Мориц. — В присутствии милорда?
— Милорд — мой друг.
— Да, — горячо подтвердил англичанин.
— Даже… что касается Армана?
— Разумеется.
— Да, — подтвердил лорд Г.
— Впрочем, — пробормотал журналист, — я видел на этом свете такие вещи, особенно в Париже, что меня ничто уже не удивит.
— Меня также, — прибавил англичанин.
— Мой дорогой Мориц, — продолжала Фульмен, — вы слишком романист, чтобы верить в действительность некоторых романов…
— Черт возьми!
— Современные писатели, — продолжала танцовщица, — по-моему, делают большую оплошность, придумывая своих героев, вместо того чтобы искать их в действительной жизни.
— Действительная жизнь лишена поэзии…
— Вы ошибаетесь.
— И драмы…
— Подобное заявление можно услыхать только от такого скептика, как вы.
— Да, потому что единственная, абсолютная истина заключается в сомнении, — смеясь, сказал журналист.
Фульмен пожала плечами и продолжала:
— А если я вам расскажу ужасную и поразительную историю из действительной жизни, которая случилась вчера, сегодня, продолжится и завтра, две-три отдельные страницы которой знает лорд Г., вы же не знаете совсем, а я, напротив, знаю от начала до конца, и за достоверность ручаюсь клятвой, какую бы вы ни потребовали у меня…
— Честное слово! — вскричал Мориц Стефан, скептицизм которого поколебался убедительным тоном танцовщицы. — Я готов вам верить!
— Итак, — продолжала Фульмен, — около восьми, может быть, даже десяти лет назад в Париже жил человек, который был, по всей вероятности, смел, умен, словом, герой какого-нибудь романа. Этот человек однажды открыл книгу, известный роман Бальзака «История тринадцати», и, натолкнувшись там на блестящую мысль, имел смелость осуществить на практике то, о чем только мечтал знаменитый романист.
— Это был, надеюсь, не Арман? — прервал Мориц Стефан.
— Нет, — ответила серьезно Фульмен, — но слушайте дальше. Этот человек собрал шестерых других; все они были светские молодые люди, честь которых запятнал или какой-нибудь бесчестный проступок, или тайный упрек совести. Только один из них имел на совести менее ужасное преступление — любовь, которая грызла его сердце. Все они были искусные фехтовальщики; соединивший же их в одно общество и ставший главой, которому они поклялись слепо следовать, назвал их «Друзьями шпаги»…
— Эге! — вскричал Мориц. — Да это настоящий роман, Фульмен, но только взятый из действительной жизни.
— Да, мой дорогой.
— Продолжайте, Фульмен, — серьезно сказал лорд Г. Танцовщица продолжала:
— В течение четырех или пяти лет эти люди, которые по примеру бальзаковских «Тринадцати», по-видимому, не были знакомы между собой, держали в своих руках весь парижский свет. В одного из них была влюблена жена генерала; генерал был убит на дуэли, и он женился на его вдове. Другой был лишен наследства, но удар шпаги избавил его от счастливого соперника. В течение пяти лет эти неизвестные убийцы везде на своем пути сеяли печаль, приобретали наследства, достигали всего.
— Но ты рассказываешь нам сказки! — вскричал Мориц.
— Нет, истину, — ответила Фульмен.
— Пусть будет так! Я верю тебе. Продолжай.
— Но эти люди, — продолжала Фульмен, — у которых было столько жертв на стороне, имели жертву и среди себя. Один из семи — тот, который оставался все время чистым и дал нечистую клятву быть сообщником только потому, что ему обещали вернуть любимую и бросившую его женщину, овладел этой женщиной, но вскоре возненавидел ее и начал презирать; наконец, он убил ее и с этого дня стал бояться людей, с которыми он на всю жизнь и всецело связал себя в минуту безумия и отчаяния. Итак, этот человек обагрил свои руки кровью, но все же он раскаялся мысленно в своем преступлении, и Бог, без сомнения, простил его, потому что он снова полюбил, но уже не презренную авантюристку и не павшую женщину, которая стоила ему потери чести, но чистую и непорочную молодую девушку, не знавшую ничего из его позорного прошлого; полюбив его, она вышла за него замуж.
— И это случилось в Париже? — спросил Мориц.
— Да, конечно.
— Десять лет назад?
— Это забавно… Но каким образом тебе-то известно это?
— Подождите. В день свадьбы седьмой из «Друзей шпаги» явился на свадебный бал и сказал новобрачному: «Вы напрасно женились без нашего позволения, потому что интересы общества принуждают вас отправиться сегодня же. Вы должны ехать в Индию».
— Но, я думаю, — прервал Мориц Стефан, — что он не согласился уехать.
— Конечно, только его отказ стоил ему жизни. Один из параграфов тайного устава, подписанного всеми членами, гласил, что член общества «Друзей шпаги», пожелавший порвать связь с ассоциацией, принужден будет драться последовательно со всеми остальными.
— И он дрался?
— В тот же вечер, на пустынной улице, куда доносились звуки оркестра свадебного бала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129