.. Возьмем имение.
- Папашу туда захватим... Он - человек военный, - полковник... Таких хозяйство любит.
- И Алексея Иваныча!.. Алексей Иваныча непременно!..
- Да уж этому, убогому, теперь, конечно, куда же еще?.. Неминуемо, к нам. Он уж нам в порядочную копейку вскочил, и еще вскочит... Однако, человек безобманный... Я к родному брату веры не имею, а за Алексеем Иванычем этим только смотреть, чтобы не напутал чего, а верить можно.
Вошел коридорный. Макухин заказал ужин и самовар, и только тут вспомнила Наталья Львовна, что она с утра ничего не ела, и почувствовала голод, и когда коридорный сказал свое: "Сию минуту" - и ушел, она подошла очень близко к Макухину, положила руки ему на плечи, очень долго разглядывала его, точно увидела впервые и точно не был даже он человеком, - и сказала вдруг:
- А акции?.. Частных пушечных заводов у нас нет, конечно, но зато должны быть акции... ведь так?
- И что же с этими акциями? - улыбнулся Макухин. - Купил их и смотри на них?.. Какая же тут от денег польза?
- Ну да... в самом деле... Дело тихое, - не снимала она рук с его плеч и все разглядывала его, как сквозь невидную лупу. - Сколько-нибудь там процентов в год...
- А может, и никаких! - улыбнулся Макухин, очень неподвижно держа все тело, точно боясь пошевельнуться. - Куда же лучше из своих рук глядеть!
- Из своих?.. Да! - Она заломила свои пальцы за его спиной, посмотрела на них и добавила очень оживленно: - Он потерял пятьдесят тысяч, а мы найдем, - правда?.. Он потерял, - и отлично!.. Пусть!.. Я очень рада!.. А у нас будут!.. Будут? Да?..
- Разумеется, будут, - очень близко от ее губ шевельнулись усы Макухина.
- Только нужно будет... обрить это... это... - кивнула она на выхоленные, с подусниками, важные золотые усы. - Это совсем не нужно... и... и некрасиво совсем...
И, заметив, как, откачнувшись, поморщилась она болезненно, Макухин отозвался с большой готовностью:
- Разумеется... Что ж... Для дела надобности большой в этом нет.
И точно именно эти его слова и было последнее, что нужно было бросить в тонкую уже стенку между нею и им, чтобы вся до последнего камешка рассыпалась она.
Наталья Львовна порывисто бросилась к нему, очень крепко прижавши к своей щеке его угловатую голову с прочным лбом...
И потом, когда принесен был ужин и самовар, долго, очень долго тянулся в номере Натальи Львовны путаный, перебойный разговор, полудетский, полувзрослый, капризно-деловой, серьезный и ненужный, очень сложный, но отнюдь не утомительный для Макухина, - разговор об имении, каменоломнях, аренде, Круппе, акциях, пшенице, тысяче десятин под яровым посевом, иноходцах, Ване Сыромолотове, Алексее Иваныче, но больше всего об Илье.
- Ничего!.. Хорошо!.. Пусть!.. Мы ему покажем! - говорила она решительно и задорно.
Потом непонятно для Макухина плакала, и он гладил ее по вздрагивающей спине с сутулящим ее мослачком и бормотал:
- Ну к чему же это?.. Зачем же теперь?.. Совсем ни к чему!..
И она тихо и отданно прятала заплаканное лицо под его свежевыбритым подбородком...
Из ее номера в свой Макухин вышел только в десять часов утра на другой день.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
Дней через восемь после своей ночной беседы с Макухиным зашла к Алексею Иванычу Наталья Львовна.
От ходьбы ли с последней остановки трамвая, или оттого, что хорош, ясен был день, она была очень оживлена, сразу нашла Алексея Иваныча очень поздоровевшим и сама показалась Алексею Иванычу гораздо свежее, чем раньше.
- Мы решили бросить свои каменоломни и взять большое имение в аренду! - сразу и весело начала она, когда Алексей Иваныч - по-своему, неопределенно - спросил ее, что она и как.
- Вы решили?.. Кто такие "вы"?.. Простите!.. И какие же это ваши каменоломни?
Но тут же вспомнил, что и "мы" и "каменоломни" значит - Макухин, ее жених, и сказал еще раз:
- Простите!
Ее затейливая зимняя шляпка с белым крылом затеняла в нем ту, прежнюю Наталью Львовну, в котиковой шапочке, в кипарисах, в солнечной неге, на даче, над голубым морем, - и она уж не сутулилась, как прежде.
Она держала голову прямо, и появилась новая, почти мужская, осмысленность в ее глазах, теперь что-то видевших ясно (прежде не было этого) и видевших далеко вперед.
День был теплый, тихий, - снегу все не было, и они не сидели в комнате, а гуляли в саду, очень прибранном больными, и подробно рассказывала Наталья Львовна, почему иметь каменоломни гораздо менее выгодно, чем арендовать имение, а Алексей Иваныч слушал с явной тоской, точно слышал о тяжкой болезни кого-то, с кем он сроднился, и вставлял односложно:
- Что ж, конечно... Имение, да... Это совсем хорошо: имение.
И почему-то вспомнил Павлика.
- Что-то теперь делает наш Павлик бедный!.. Или уж умер?
- Павлик умер?.. Что вы!.. Павлик мне недавно письмо прислал... То есть прислал письмо отец, а в нем была и от Павлика страничка... Поправляется!.. И даже шафером был у Ивана на свадьбе!.. Помните - старик - садовник с нашей дачи?.. Женился, представьте!
- Женился? - оторопел Алексей Иваныч. - Как же... помню Ивана...
- И у меня, знаете ли, мысль: если дело с имением у нас сладится (я думаю, что сладится: есть уже подходящее и не так далеко отсюда), я возьму туда Павлика, - пусть ковыляет там... Молоком парным буду его отпаивать, авось, отпою... А то что же он там один, - бедный!
Алексей Иваныч глянул на нее благодарно:
- Это вы хорошо!.. А как же море и горы?.. Ведь там не будет?
- Ничего... весной и в деревне отлично... И вас мы думаем тоже туда.
- Меня туда?.. Как же это меня?
- А что же вы будете вечно здесь?.. Куда-нибудь надо вам потом?.. Вот и будете помогать нам по хозяйству!
- Вот как вы меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126