ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
может быть, ее первую целовали так эти губы?.. Потом будут целовать, конечно, многих еще, но ее все-таки первую!.. Потом будут целовать многих еще, но только ее т а к...
На лбу, обветренном, выпуклом лбу, лихо державшем фуражку, кожа у него шелушилась около редких бровей, над переносьем... Левая рука его, ближайшая к ней, была широкая в запястье, и, глядя на эту руку, она добавила:
- Вы, конечно, сильнее Володьки, моего брата, а вы... бежали постыдно!
И тут же:
- Вы зачем хотели переводиться в Киев?
- Мои родные там: мать и сестры.
- Ах, у вас есть сестры!.. Много?
- Две.
- Значит, вы и переведетесь!.. Раз две сестры, значит, переведетесь, конечно!
- Почему же? - в первый раз улыбнулся он длинно: - Разве с сестрами так уж весело?
- Еще бы!.. Вы их будете водить в театры... и привозить домой на извозчиках...
И тут же:
- У вас, говорят, очень строгий командир полка?
- Полковник Ревашов?.. Не-ет!.. Он любит, конечно, покричать, но... нет, он не из строгих...
- Рас-сказы-вайте!.. А сколько раз сидели на гауптвахте?
- Что вы! Что вы!.. Офицера посадить на гауптвахту?.. Это очень редко бывает!
- Какой же вы офицер?.. Вы - юнкер!
- Был юнкер, - теперь корнет... Не оскорбляйте...
- Ишь тоже!.. "Не оскорбляйте"!.. Буду оскорблять!.. Нарочно буду!..
И вдруг:
- Сейчас же извольте проводить домой, а то я есть хочу!
- Хорошо. Пойдемте.
Встал и левой рукой поправил гремучую шашку.
- Са-ди-тесь уж!.. Как вы оттуда поедете? Там ведь у нас нет извозчиков... А Володька - он ходит около дома и ждет... Садитесь, что ж вы торчите?.. Я в этом скверике люблю сидеть. Мы с братьями младшими, когда маленькие были, здесь в серсо играли и на деревья лазили... Особенно я вот на тот дуб любила лазить... Раз чуть не упала: зацепилась платьем и висела вниз головой... а красильщик какой-то с кистями шел мимо и снял... Так я тогда испугалась!.. Даже и теперь еще чуть где свежей краской пахнет, я соображаю: иду я, сижу я или вишу вниз головой?.. Мне тогда лет восемь было... Нас всего четверо, и до того мы бедокурили, что папа так нас и звал: уксус от четырех разбойников... Есть такое лекарство от зубов... Не верите?.. Что же вы смеетесь?.. Нарочно зайдите в аптеку, притворитесь, что у вас зубы болят, и спросите: "Дайте, пожалуйста, уксуса от четырех разбойников на гривенник!.." И вам дадут... Не верите?.. Попробуйте!..
Корнету нравилась болтовня девочки, - почти девушки, - корнету нравилось солнце, хоть и зимнее, но яркое, и рыжие, теплые на вид дубы, точно корявые мужики в овчинных тулупах... Он достал портсигар, серебряный, с золотой монограммой, и, дотронувшись до козырька, улыбаясь, спросил вежливо:
- Вы разрешите?
- На свежем воздухе разрешения курить не просят!.. Обратитесь к вашему полковнику, чтоб он вас научил хорошему тону... Кстати, он, кажется, холостяк, ваш командир?
- Он вдовец... А вдруг дым вам неприятен?
- Отвернитесь, и все... Вдовец?.. Послушайте, - он не может ли... Вот хорошо, что я вспомнила!.. Ведь он все-таки знаком с губернатором... Я думаю, он это может...
- Что может?
- У меня есть брат, и он сидит!.. Мальчишка еще, - и уж сидит... Вы понимаете? Здесь, в тюрьме... Политический!.. Ну, какой он там политический?.. Он просто Колька!.. А его из шестого класса выгнали за политику... Если бы не мама, его бы, впрочем, не взяли... А то - обыск, какие-то брошюрки... Одним словом, его хотят выслать в Якутку... знаете? Где на собаках ездят...
И неожиданно для нее самой вдруг на глаза ее вновь навернулись слезы. И смотрела она этими большими от скопившихся слез глазами уже умоляюще, отчего корнет вновь пристыженно покраснел, и то, что он сказал в ответ, было совершенно бессвязно:
- Я, право, не знаю... Может ли наш командир!.. В отношении политиков, - там ведомство особое... И с этим, говорят, очень строго...
- А вы почем знаете?.. Это вам так кажется, а ему, может быть, очень просто даже... Может, они товарищи с губернатором...
- Как же мне обратиться к нему с этим? - Корнет даже курить перестал и наморщил редкие брови. - Нет, я никак не могу этого...
- Ага!.. Не можете?.. А ждать меня здесь могли?.. Как ваша фамилия, кстати?..
- Жданов... Корнет Жданов...
- Жда-нов? Оч-чень мило придумано!.. Это вы сочинили, когда меня ждали?.. Ну, хорошо, все равно. Я вас и не прошу ведь за Колю просить: я сама просить буду...
- Это, конечно, другое дело... Вы знаете, о чем просить, и все... А я, - посудите сами: служу, ношу мундир, и вдруг... Да от меня даже и просьбы такой не примут!.. Вы, конечно, другое совсем дело...
- Так вот что, корнет Жданов... или как вас там...
- Не верите?.. Вот читайте!
Он повернул к ней портсигар той стороной, по которой шла золотая новенькая ликующая фигурной прописью надпись в два слова: корнет Жданов.
- Хорошо, а почем же я знаю? Может быть, вы нашли это, или в карты выиграли, или купили? - не сдавалась она. - Ну, все равно... Я сама пойду к вашему командиру, только вы скажите мне, когда он бывает дома и когда он не злой...
Узнавши от Жданова, что Ревашов бывает и дома и не злой часов в семь вечера, за чаем, Еля встала и сказала важно:
- Если хотите еще раз меня увидеть, то подождите как-нибудь здесь, когда я буду идти из гимназии. Только лучше всего не на этой аллее, а на той...
Он благодарно взял под козырек, и она пошла, кивнув ему головкой, полной новых и очень значительных надежд.
Полковник Ревашов жил на холостую ногу, но в большой дорогой квартире и при трех денщиках: поваре Зайце, кучере Мукало и вестовом Вырвикишке. Несмотря на свою великорусскую фамилию, полковнику нравилось почему-то называть себя малороссом и говорить о себе: "мы, хохлы"...
Он был еще и не так стар - лет пятидесяти двух, не больше, и имел еще бравый вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
На лбу, обветренном, выпуклом лбу, лихо державшем фуражку, кожа у него шелушилась около редких бровей, над переносьем... Левая рука его, ближайшая к ней, была широкая в запястье, и, глядя на эту руку, она добавила:
- Вы, конечно, сильнее Володьки, моего брата, а вы... бежали постыдно!
И тут же:
- Вы зачем хотели переводиться в Киев?
- Мои родные там: мать и сестры.
- Ах, у вас есть сестры!.. Много?
- Две.
- Значит, вы и переведетесь!.. Раз две сестры, значит, переведетесь, конечно!
- Почему же? - в первый раз улыбнулся он длинно: - Разве с сестрами так уж весело?
- Еще бы!.. Вы их будете водить в театры... и привозить домой на извозчиках...
И тут же:
- У вас, говорят, очень строгий командир полка?
- Полковник Ревашов?.. Не-ет!.. Он любит, конечно, покричать, но... нет, он не из строгих...
- Рас-сказы-вайте!.. А сколько раз сидели на гауптвахте?
- Что вы! Что вы!.. Офицера посадить на гауптвахту?.. Это очень редко бывает!
- Какой же вы офицер?.. Вы - юнкер!
- Был юнкер, - теперь корнет... Не оскорбляйте...
- Ишь тоже!.. "Не оскорбляйте"!.. Буду оскорблять!.. Нарочно буду!..
И вдруг:
- Сейчас же извольте проводить домой, а то я есть хочу!
- Хорошо. Пойдемте.
Встал и левой рукой поправил гремучую шашку.
- Са-ди-тесь уж!.. Как вы оттуда поедете? Там ведь у нас нет извозчиков... А Володька - он ходит около дома и ждет... Садитесь, что ж вы торчите?.. Я в этом скверике люблю сидеть. Мы с братьями младшими, когда маленькие были, здесь в серсо играли и на деревья лазили... Особенно я вот на тот дуб любила лазить... Раз чуть не упала: зацепилась платьем и висела вниз головой... а красильщик какой-то с кистями шел мимо и снял... Так я тогда испугалась!.. Даже и теперь еще чуть где свежей краской пахнет, я соображаю: иду я, сижу я или вишу вниз головой?.. Мне тогда лет восемь было... Нас всего четверо, и до того мы бедокурили, что папа так нас и звал: уксус от четырех разбойников... Есть такое лекарство от зубов... Не верите?.. Что же вы смеетесь?.. Нарочно зайдите в аптеку, притворитесь, что у вас зубы болят, и спросите: "Дайте, пожалуйста, уксуса от четырех разбойников на гривенник!.." И вам дадут... Не верите?.. Попробуйте!..
Корнету нравилась болтовня девочки, - почти девушки, - корнету нравилось солнце, хоть и зимнее, но яркое, и рыжие, теплые на вид дубы, точно корявые мужики в овчинных тулупах... Он достал портсигар, серебряный, с золотой монограммой, и, дотронувшись до козырька, улыбаясь, спросил вежливо:
- Вы разрешите?
- На свежем воздухе разрешения курить не просят!.. Обратитесь к вашему полковнику, чтоб он вас научил хорошему тону... Кстати, он, кажется, холостяк, ваш командир?
- Он вдовец... А вдруг дым вам неприятен?
- Отвернитесь, и все... Вдовец?.. Послушайте, - он не может ли... Вот хорошо, что я вспомнила!.. Ведь он все-таки знаком с губернатором... Я думаю, он это может...
- Что может?
- У меня есть брат, и он сидит!.. Мальчишка еще, - и уж сидит... Вы понимаете? Здесь, в тюрьме... Политический!.. Ну, какой он там политический?.. Он просто Колька!.. А его из шестого класса выгнали за политику... Если бы не мама, его бы, впрочем, не взяли... А то - обыск, какие-то брошюрки... Одним словом, его хотят выслать в Якутку... знаете? Где на собаках ездят...
И неожиданно для нее самой вдруг на глаза ее вновь навернулись слезы. И смотрела она этими большими от скопившихся слез глазами уже умоляюще, отчего корнет вновь пристыженно покраснел, и то, что он сказал в ответ, было совершенно бессвязно:
- Я, право, не знаю... Может ли наш командир!.. В отношении политиков, - там ведомство особое... И с этим, говорят, очень строго...
- А вы почем знаете?.. Это вам так кажется, а ему, может быть, очень просто даже... Может, они товарищи с губернатором...
- Как же мне обратиться к нему с этим? - Корнет даже курить перестал и наморщил редкие брови. - Нет, я никак не могу этого...
- Ага!.. Не можете?.. А ждать меня здесь могли?.. Как ваша фамилия, кстати?..
- Жданов... Корнет Жданов...
- Жда-нов? Оч-чень мило придумано!.. Это вы сочинили, когда меня ждали?.. Ну, хорошо, все равно. Я вас и не прошу ведь за Колю просить: я сама просить буду...
- Это, конечно, другое дело... Вы знаете, о чем просить, и все... А я, - посудите сами: служу, ношу мундир, и вдруг... Да от меня даже и просьбы такой не примут!.. Вы, конечно, другое совсем дело...
- Так вот что, корнет Жданов... или как вас там...
- Не верите?.. Вот читайте!
Он повернул к ней портсигар той стороной, по которой шла золотая новенькая ликующая фигурной прописью надпись в два слова: корнет Жданов.
- Хорошо, а почем же я знаю? Может быть, вы нашли это, или в карты выиграли, или купили? - не сдавалась она. - Ну, все равно... Я сама пойду к вашему командиру, только вы скажите мне, когда он бывает дома и когда он не злой...
Узнавши от Жданова, что Ревашов бывает и дома и не злой часов в семь вечера, за чаем, Еля встала и сказала важно:
- Если хотите еще раз меня увидеть, то подождите как-нибудь здесь, когда я буду идти из гимназии. Только лучше всего не на этой аллее, а на той...
Он благодарно взял под козырек, и она пошла, кивнув ему головкой, полной новых и очень значительных надежд.
Полковник Ревашов жил на холостую ногу, но в большой дорогой квартире и при трех денщиках: поваре Зайце, кучере Мукало и вестовом Вырвикишке. Несмотря на свою великорусскую фамилию, полковнику нравилось почему-то называть себя малороссом и говорить о себе: "мы, хохлы"...
Он был еще и не так стар - лет пятидесяти двух, не больше, и имел еще бравый вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126