Вдалеке ярко пылали оранжевые костры преторианцев, источая сине-серый дым. На мраморной скамье застыла фигура, тоже синяя в окружающей ночи. Прищурившись, Калигула узнал Тиберия Гемелла.— Приветствую, Гемелл, — проговорил он, приближаясь.— Славься, Гай! — благожелательно отозвался родственник-соперник.— Что делаешь ночью на террасе? — спросил Калигула, присаживаясь рядом.— Жду, — безмятежно ответил Гемелл.— Чего ждёшь? — Гай Цезарь был настойчив.— Особ, которых дед Тиберий должен прислать ко мне.— Каких особ?— Тех, кого именуют спинтриями, — мечтательно шепнул Гемелл.Калигула опешил. Повнимательнее взглянул на Гемелла, с которым так редко доводилось встречаться Гаю. Длинное худое тело, облечённое в юношескую тунику. Светлые волосы, серые глаза. Торчат острые коленки. Сколько лет Гемеллу? Семнадцать? Восемнадцать? Он ещё не объявлен совершеннолетним. Калигула тоже ждал совершеннолетия до девятнадцати, из-за намеренной медлительности Тиберия. Но почему император не ускоряет совершеннолетия любимца Гемелла?— Дед Тиберий присылает тебе спинтриев? — криво усмехнулся Калигула.— Да, — лицо Гемелла было гладким и безмятежным. Похоже, спинтрии для него не позор, а высочайшая награда.— Дед любит тебя, — тщательно пряча презрение, улыбнулся Гай.Гемелл обрадовался.— Это правда! — он восторженно пододвинулся к Калигуле. Не замечая в темноте странного выражения лица Гая, Гемелл взахлёб рассказывал: — Дед часто зовёт меня. Обнимает, гладит по голове, словно маленького. Говорит: «Ты — мой внук! Я сделал из тебя истинного внука не по крови, но по духу!»Калигула усмехнулся половиной рта. Истинный смысл слов, непонятный наивному юноше, открылся ему. Гай знал о тайне рождения Гемелла.— Понимаю, — кивнул он. — Тиберий любит спинтриев. Поэтому и ты обязан их любить.— Что в этом плохого? — удивлённо раскрыл Гемелл светло-серые глаза.Он искренне недоумевал. Воспитанный императором вдали от общества, на неприступном острове, именуемом с иронией «козлиным», Гемелл не догадывался о ненависти, окружающей Тиберия из-за его извращений. Шестнадцати лет он с ведома деда приобщился к любовным утехам. И рядом не оказалось никого, кто объяснил бы юноше основы морали. Впрочем, что бы это изменило? Калигула рос среди людей. Он знал о добре и зле. Ну и что?! Наставники учат одному, окружение — другому.— Почему цезарь до сих пор не объявил тебя совершеннолетним? — полюбопытствовал Калигула. И затаил дыхание в ожидании ответа.— Он хочет, — вздохнул Гемелл. — Противится сенат, говоря, что я ещё недостаточно развит и образован.Шум, смех, нежные звуки флейты донеслись из-за угла. Собеседники прервали разговор. Распространяя пряный аромат восточных благовоний, показались спинтрии. Целая группка — два пятнадцатилетних мальчика и три юные девушки. Тиберий старел, а наложники оставались молодыми. Новые сменяли отставных. Но удивительно: все спинтрии имели одно лицо — лицо порочного наслаждения. И все же, насильно заученными были их любострастные улыбки.Спинтрии увлекли за собой Тиберия Гемелла, театрально подхватив его под руки. Девушка с обнажённой грудью покрыла его голову венком из жёлтых роз. По-женски грациозно переставляли умащённые нардом ноги нарумяненные мальчики. Затаив дыхание, Калигула следил за комедией разврата, что теперь разыгрывалась для Гемелла.Шум отдалился. Запах нарда перестал ударять в нос. Флейта зазвучала тише. Свернули за угол сладострастные спинтрии, уводя Тиберия Гемелла. Один из нарумяненных мальчиков напоследок обернулся и подмигнул Калигуле весьма игриво. Густые каштановые волосы мальчика были искуссно уложены в красивые кудри. Карие глаза подведены сурьмой на египетский лад, почти до самых висков. Губы — темно-красные, словно зёрнышки терпкого граната. Калигула смотрел на красивого спинтрия с отвращением, и все же — с любопытством.Стихло все. В воздухе остался лишь слабый запах нарда, растворяющийся в ночной свежести. Калигула повалился на мраморный пол террасы. Прижался дрожащим телом к холодным плитам. «Гемеллу — все! А мне — ничего!» — до умопомрачения повторял он, оскорблённо всхлипывая. «Я сам — сам! — возьму то, что причитается мне! Я, Гай Калигула, по происхождению равный богам!»Он решительно поднялся, положив руку на украшенную изумрудами рукоять ножа, висящего на узорном поясе. В это мгновение потух свет в окне Тиберия. Рабы загасили трепетный светильник. Император уснул. LXVIII Стараясь не шуметь, Гай крался по тёмному проходу. Прятался за каждой колонной, чутко прислушиваясь к звукам ночи.Вот, наконец, дверь в покои Тиберия. Калигула медленно приоткрыл её, опасаясь предательского скрипа. Обошлось. Гай заглянул внутрь. Два раба спали на тюфяке, брошенном в углу. Мерно колыхался занавес, скрывающий вход в опочивальню. Было темно. Только по-южному большая, полная луна светила сквозь дорогое горное стекло, вставленное в окна. Бледно-голубыми казались лица и предметы, озаряемые призрачным светом луны.Калигула осторожно проскользнул в опочивальню. Тиберий лежал на спине, со всех сторон обложенный красными подушками. Гай замер, всматриваясь в лицо спящего императора. Сердце билось гулко, порою ускоряя, порою замедляя ритм. «Тиберий убил всю мою семью: отца, мать, братьев! И, несмотря на это, спит спокойно, не боясь возмездия! Но возмездие пришло и стоит у ложа императора. Ты чувствуешь это, Тиберий? Кто посмеет осудить меня, если я убью убийцу?!»Калигула вытащил нож. Занёс его над спящим. Но решительность вдруг покинула его. Гай застыл, держа в правой руке нож, блестящий голубизной в свете луны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110