В ответной радиограмме говорилось: «Связь прекращаем: опасно для вас. Надеемся, что вам удастся достичь зоны 4». И сдержали слово: сколько он ни пытался, ему больше не удалось выйти на связь со своим командованием.Пережив первоначальное потрясение, капитан Паани внутренне похолодел – но не от страха, поскольку не верил и никогда бы не поверил, что Адель и Туридду могут быть предателями, – а от ярости: вот, думал он, почему у американцев никогда не было настоящих, верных друзей, ведь стоит им обрести таких друзей, как Адель и Туридду, они тут же принимают их за предателей. Конечно, он был не настолько глуп, чтобы рассказать обо всем Адели и Туридду, но они тем не менее что-то учуяли, и, чтобы выяснить доподлинно, в чем дело, Адель предприняла последнюю попытку уложить его в постель; это было в рождественскую ночь: надеясь сыграть на трогательной атмосфере праздника, она снова и снова заставляла его рассказывать про жену и маленькую Сюзанну (к тому Рождеству ей исполнилось семь лет), то и дело подливала ему вина, даже притворилась, будто поскользнулась и упала на пол, с тем чтобы он, поднимая, обнял ее, но опять ничего не вышло. Только две вещи капитан Паани так и не открыл Адели: четыре варианта шифра и условный сигнал для начала радиосеанса, без которого выйти на связь с Римом было невозможно, а еще то, что у него остались припрятанные полмиллиона лир.Туридду Сомпани понял: что-то сломалось, ведь Тони больше не пользовался передатчиком и вообще выглядел устало, почти все время сидел на диване и смотрел, как Адель вяжет; да, да, безусловно, что-то сломалось, и Туридду Сомпани, «мозговой центр», догадался: они вселили в него подозрение.А раз так, значит, золотоносная жила по имени Энтони Паани исчерпана. Правда, только с одной стороны. Теперь надо было ее разрабатывать с другой.Утром 30 декабря 1944 года Туридду Сомпани отправился на улицу Санта-Маргарита (в досье имелась фотография гостиницы, куда он вошел и где его ожидали представители немецкого командования и гестапо). 8 Ближе к вечеру того же 30 декабря немецкий фургон подкатил к особнячку на улице Монте-Роза (фотография особнячка тоже хранилась в деле – хотя на двух этажах было всего восемь комнат, он был построен по типу замка Мирамаре в Триесте); зима выдалась очень мягкая – только в смысле погоды, разумеется, – светило солнце, с деревьев еще не вся листва облетела, казалось, на календаре не декабрь, а середина октября.Двое солдат и офицер – все в штатском – выскочили из фургона, ворвались в дом (калитка странным образом оказалась незапертой, равно как и входная дверь, – более чем странно в те времена, когда даже собаки запирали конуру на засов) и арестовали Адель Террини, Туридду Сомпани и, естественно, капитана Энтони Паани.Поскольку даже самые умные из предателей – дураки именно в силу того, что они предатели, капитан Паани, кроме самого ареста, отметил один факт, сорвавший розовую пелену его иллюзий: как только немец в штатском вошел в комнату, где сидели они с Аделью, он прежде всего обыскал его, нашел потайной кармашек в свитере, который так любовно вывязывала Адель, и тут же изъял две капсулы с цианистым калием.О потайном кармашке с капсулами знали только трое – он, Адель и Туридду; конечно, молодой тщедушный гестаповец сделал вид, будто его обыскивает, и нашел капсулы якобы случайно, но каким бы наивным глупцом ни был капитан Паани, он все же не попался на такой грубо сработанный трюк.Затем, в соответствии со сценарием Туридду, их привезли в гостиницу на улице Санта-Маргарита и разлучили. Допрос капитану учинили очень поверхностный; его допрашивали два интеллигентных, усталых человека, которые, конечно, не верили ни в какое секретное оружие и скорее думали о каком-нибудь тихом уголке в Южной Америке, чем о том, что от скромного капитана пехотных войск можно получить сверхважную информацию и срочно перевербовать его в немецкого агента.Капитана Паани больше всего мучило разочарование, чем тревога за собственную участь; он для виду посопротивлялся перед ласковыми уговорами и формальными зуботычинами, а потом рассказал правду – одну правду и ничего, кроме правды, – и про четыре варианта шифра, и про условный сигнал, и про очаги партизанского подполья. Расколись он сразу, ему бы не поверили, а так он мог со спокойной совестью раскрыть все карты, не боясь никому навредить: Рим, предупредивший его о провале и предательстве, наверняка поставил в известность всех, с кем он был связан, так что немцы все равно никого бы не обнаружили по тем адресам и вести радиоигру по тем шифрам тоже не смогли бы, ведь Рим оборвал всякую связь со своим резидентом.После допроса капитана заперли в подвале гостиницы, где он и встретил новый, 1945 год, мысленно провозгласив тост за здоровье жены Моники и дочери Сюзанны, которым время от времени писал письма и прятал их: разведчики, как правило, не отправляют свою личную корреспонденцию обычной почтой, – впрочем, это его не слишком огорчало, главное – были бы Сюзанна и Моника здоровы и в безопасности.2 января 1945 года за ним пришли двое немецких солдат, погрузили его снова в фургон, где уже сидели Адель и Туридду, также со следами побоев на лицах, хотя и не очень натуральными – возможно даже, синяки были нарисованы угольком (было бы любопытно это выяснить). Минут через двадцать фургон остановился; Туридду заговорщицки подмигнул капитану; один из сопровождающих солдат знаком приказал им выходить; Адель взяла капитана под руку и вместе с ним выпрыгнула из фургона. Они вышли на площади Буонарроти, в начале улицы Монте-Роза, в пяти минутах ходьбы от особнячка, напоминавшего замок Мирамаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59