– Поедем к Просперо, там отлично кормят.Это была траттория возле церкви Сан-Пьетро-ин-Джессате; после Эпифании он там был с сестрой и племянницей: маленькая Сара вела себя на диво – умяла тарелку тальятелле Вид макарон.

в масле и заснула, свернувшись клубочком в прогулочной коляске; они с Лоренцей тоже наелись, и он тогда еще поклялся ей сделать все, чтобы его восстановили в Ассоциации, и ни в какие полицейские расследования не совать свой нос, надо было столько лет убить на учебу, чтобы потом гоняться за проститутками и карманниками! Да, он пообещал и теперь специально направился в ту самую тратторию, чтобы лишний раз напомнить себе о данном обещании; теперь он твердо решил его сдержать.– Сегодня пятница, так что будем есть рыбу, – сказал он Маскаранти.Они поужинали, как настоящие мужчины: спагетти с моллюсками, жареная треска и овечий сыр, – а за едой просматривали дневные газеты; большое преимущество холостых мужчин в том, что в ресторане им не надо развлекать жен. Под заголовком «Темное солнце» они прочли, что утром, в десять тридцать, наблюдалось солнечное затмение (надо же – они и не заметили), что на велогонках «Джиро д'Италия» отменен антидопинговый контроль, так что спортсмены могут теперь накачиваться всякой дрянью и у победителя очередного этапа будут спрашивать не о том, какие спортивные приемы привели его к успеху, а о том, где он раздобыл такую чудодейственную таблетку. Затем из заметки, озаглавленной «Бандит под вспышкой», с удовольствием узнали, что во время ограбления банка автоматически сработала фотокамера, запечатлев крупным планом идиота, нацеливающего автомат на кассира и после улепетывающего с деньгами; благодаря этим фотографиям бандит уже через час был схвачен в Атланте, штат Джорджия.– Маскаранти, вы завтра утром не отвезете меня в Инвериго? – Побудешь немного с сестрой и Ливией, сказал он себе, и выкинешь из головы всю эту мышиную возню.– Конечно, отвезу.– А потом доставите чемодан с автоматом синьору Карруа.– Хорошо.– И передадите ему, что я выхожу из игры, пусть он сам с ним разбирается.– Так и передам.Дука обменялся с Маскаранти газетными полосами; напоследок им подали водку. Дука медленно, но не отрываясь, осушил довольно большую рюмку, а потом неожиданно для себя взял литературную страницу и с интересом прочел рецензию под названием «Врач 2000 лет тому...» – на книгу о Гиппократе, составленную Марио Веджетти и выпущенную Туринским издательско-типографским объединением (цена – 600 лир), и два раза перечитал выдержку из «Маски Гиппократа»: «При тяжелых заболеваниях главное – следить за лицом больного: если больной похож на здорового человека, а прежде всего на самого себя во здравии, – так это наилучший показатель. Чем же менее похож он на себя, тем опаснее болезнь. В последнем случае лицо его предстает таким: заостренный нос, запавшие глаза и виски, холодные уши, изжелта-бледная, воспаленная кожа». Вот и он врач, два тысячелетия спустя, и пусть его исключили, но он обязательно купит себе эту книгу и добьется – башку себе расшибет, а добьется, чтобы восстановили в Ассоциации, и папе с того света будет приятно смотреть, как он хмурит брови: «Кашель, говорите?» – и меряет давление, ведь для папы медицина в том и заключалась, чтобы измерить давление и выписать микстуру от кашля.Он взглянул на часы; ресторан постепенно пустел, было десять, наверно, еще не поздно позвонить в Инвериго. Он оставил Маскаранти в одиночестве и подошел к телефону возле кассы; там, рядом с кассиром, сидела синьора и перебирала фасоль; поскольку с Инвериго была прямая связь, он набрал код – 031, потом номер, и вскоре услышал низкий, почти мужской голос истинной аристократки – экономки виллы:– Вилла Аузери.– Синьору Ламберти, пожалуйста. – Строго говоря, его сестру надо называть «синьориной», раз она не замужем, хоть и с ребенком, и какой-нибудь чиновник миланского муниципалитета вправе обвинить его в нарушении гражданского законодательства.– Сию минуту, синьор.Так отвечают слуги в кино – в жизни экономки не говорят: «Сию минуту, синьор». Вместо сестриного он услышал в трубке голос Ливии Гусаро:– Это я, синьор Ламберти, Лоренца уже легла спать вместе с девочкой.Синьор Ламберти! Да ведь по его, Дуки Ламберти, вине ей изрезали все лицо – от лба до подбородка, от одной скулы до другой, семьдесят семь порезов, как сообщил ему приятель-хирург, делавший ей пластику в клинике «Фатебенефрателли», кому-кому, а этому хирургу пришлось их сосчитать; но как бы там ни было, Ливия Гусаро ни при каких обстоятельствах не может отказаться от вежливо-официального обращения «синьор Ламберти».– Я просто хотел услышать ваш голос, – сказал он ей.Молчание, в котором сквозит нежность, молчание женщины, которая кутается в ласковую фразу мужчины, как в дорогую шубу. И наконец, нежное и требующее немалой отваги от такой формалистки, как она:– Мне тоже хотелось услышать ваш голос.Он смотрел на синьору, перебиравшую фасоль, а та, почувствовав на себе взгляд, подняла голову и улыбнулась.– А еще мне нужен совет, – сказал он.Опять это нежное дыхание в трубке.– Давать советы – дело нелегкое.Это чудо нежности и женственности возможно лишь потому, что между Миланом и Инвериго пока не существует видеотелефона и можно разговаривать, не видя друг друга; вот потому-то она, там, у аппарата, вынырнула из омута отчаяния, в какой непременно попадает всякая изуродованная женщина, и на мгновение стала похожей на других женщин, имеющих власть над мужчинами.– Даже не совет, а так, игра. – Он улыбнулся в ответ синьоре, взглядом спросив разрешения, взял одну фасолину и сильно ее сдавил, чтобы хоть к чему-нибудь применить силу, раз уж закон запрещает ее применять, как ему хочется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59