одна ладонь у сердца, другая сжата в кулак.На запрокинутом лице, вокруг синих губ темнели кровоподтеки.— С ним что — все? Точно, да? — Не хотел верить себе Асхабов.Владимир Александрович убрал руку с шеи покойника:— Да. Уже давно…— Ах, билять! Порву, падлы!И в этот момент тихо, по-кошачьи всхлипнул Самошин…
* * * Владимир Александрович обернулся на скрип дверных петель:— Спит?— Заснул. — Асхабов прошел к столу. — Убирать?— Да, пожалуй. Мне достаточно.Хозяин взял почти пустую литровую бутыль «Московской», закрыл её и упрятал в шкаф:— Ладно. Аллах простит. Верно, майор?— Не знаю. Я православный, нам разрешается…Вообще-то, они с Асхабовым выпили всего по стаканчику, остальное водка досталось вызволенному из плена журналисту.Вот ему-то как раз водочка пришлась как нельзя кстати…— Успокоился хоть немного?— Ну, в общем — да. Развезло парня, но это и к лучшему.На крепость опустилась ночь, и Владимир Александрович опять остался один на один с начальником республиканской гвардии. Тусклая лампочка под потолком, стол, скатерть… Со стороны могло показаться, что Виноградов заглянул сюда просто по-соседски, на чашку чаю.О главном говорить не хотелось.— Оператора жалко.— Этого, второго? Да, конечно.Всем известно, что для заложников последние сутки перед решением их судьбы являются самыми тяжелыми. Страх и надежда, неуверенность и возбуждение сменяют друг друга, доводя людей до нервного срыва, непоправимо уродуя психику и даже порой — убивая.Алексей Самошин ещё не скоро окончательно оправится от пережитого. А Виктор…— Он что, действительно здорово пил?— Да, постояннно. Зашибал… — Виноградов припомнил отечное, вечно похмельное лицо Гвоздюка.— Он с какого года?— Не помню. Лет на десять-двенадцать старше Алексея.Конечно: возраст уже, подорванное алкоголем сердце. Вот и приступ. Самошин сказал, что Виктор даже не мучался — умер во сне, прошлой ночью. Когда стали будить, спохватились — ан, уже поздно!Бедняга-журналист… Владимир Александрович представил себе, каково это ему было — пролежать несколько часов в полной неизвестности, спеленутым, посреди чужих гор.Да ещё бок о бок с мертвецом.Майора передернуло:— Значит, что у нас получается?— Да, собственно, хорошего мало.Они оба старались «работать» с Самошиным мягко, без давления, но кое-что из его сумбурных, путаных обьяснений вытянуть удалось.Во-первых, обстоятельства похищения. В целом они не отличались от официальной версии: выехали в горы, снимать репортаж про нефтепровод, сразу за перевалом «жигули» остановили вооруженные люди, пришлось пересесть в другую машину. Потом журналистам завязали глаза и повязки снять разрешили только в каком-то бункере…Вообще, за время плена Самошин и Гвоздюк сменили несколько пещер и подвалов. Была, кажется, даже одна городская квартира. Но в подробностях, касающихся численности, вооружения, экипировки и мест базирования похитившей их банды Алексей пока путался — вполне естественно, эту информацию из него вынут позже московские профессионалы.Кормили журналистов небогато, но вдоволь. Не били. Бытовые условия, конечно, убогие — каменный век, но жить можно.Что же касается последних событий, то с точки зрения заложника они развивались так. Позавчера им с Виктором сообщили, что из России наконец прибыли деньги — все двести тысяч долларов. По такому поводу был организован даже праздничный ужин…Но уже следующим вечером произошло что-то страшное: шум, стрельба, нечеловеческие крики. Когда все стихло, заложникам показали окровавленное тело. Якобы, человек под пытками признал, что послан для организации побега журналистов. И что ночью готовится нападение спецназа на лагерь… В подтверждение этого была продемонстрирована записка Виноградова.— Саныч, я ведь сразу понял, что это ты писал! — Хитро улыбнулся уже окончательно осоловевший от выпитого Алексей. — Когда там насчет метро был намек… Насчет той истории, верно?— Верно, — кивнул без особой охоты майор. — А потом что?— Потом нам наручники надели. И сразу увели, суки… Куда-то ещё дальше в горы… А ночью Витька умер!Самошин успел ещё поведать, как нынешним утром его связали, бросили рядом с покойником на пол «мазды» и отвезли в неизвестность.После этого началась очередная пьяная истерика, и хозяин увел журналиста спать — под присмотр автоматчиков.… Владимир Александрович зевнул:— Ладно. Поздно уже… Я готов!— К чему? — Поднял брови Асхабов.— Ну, хотя бы выслушать ваши предложения. Предложения по версии, которая станет официальной.— А в чем, собственно, дело? Что вас смущает, майор?Виноградов отставил чашку:— Ничего себе, шуточки… Самошин — это, конечно, хорошо. Но ведь бандиты нас все-таки надули, второй-то журналист вернулся мертвым! А российские деньги, между прочим, заплачены за обоих заложников, припоминаете?Хозяин опять сделал удивленное лицо:— Какие деньги?Несколько секунд в комнате висела тишина — Владимир Александрович обдумывал слова собеседника.Асхабов продолжил:— Ведь кто вообще знает про то, что передавался какой-то выкуп? Про его размер? Никто! Просто будет заявлено: совместными усилиями дипломатов, а также правоохранительных органов обеих стран освобожден остававшийся в живых заложник. И второго бы спасли, но… Так сказать, несчастный случай, в котором меньше всего виноваты наши и ваши спецслужбы.Виноградов вздохнул:— Понятно. Красивая картинка… Вопросов нет.— Да ни у кого их не будет, поверьте! Мировая общественность обрадуется до жопы, что хоть так эта история закончилась… А двести тысяч долларов для Москвы — не деньги, верно? Спишут, не впервой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34