— Санто понизил голос. — Бога ради, что с тобой, черт тебя подери?
Сэл оторопел:
— Эй, Санто...
— Послушай, здесь говорят, что ты убил Реда Ла Рокка, а ты шесть месяцев спустя вдруг звонишь, чтобы задать двадцать идиотских вопросов.
— Я никого не убивал. Этот подонок хотел убить меня, но у него случился сердечный приступ.
— Как бы там ни было, Даго мертв и в его смерти обвиняют тебя.
— Что, черт побери, я должен был делать, позволить этому траханому мудаку задушить меня?
Санто ничего не ответил. Сэл слышал, как тот тяжело дышит на другом конце провода, в Нью-Орлеане.
Сэл между тем продолжал:
— Забудь об этом Венезия. Как Кэти? Как мальчики?
Последовало длительное молчание, потом Санто сказал:
— Разве ты не знаешь?
Сэл вдруг забеспокоился, заерзал на кровати.
— Что ты имеешь в виду, Санто? Ведь скоро год, как я уехал.
— Боже мой, Сэл, Боже мой.
«Что-то случилось. Очень серьезное».
Голос Санто звучал как далекое эхо, его шепот был подобен погребальной молитве.
— О Боже, Сэлли.
— Черт тебя подери, Санто! — заорал Сэл. — Скажи наконец, в чем дело?
— Я имею в виду твоего старика, Сэл, Джо.
«Джо Хак, Джо Хак. Вечно пьяный...»
— Что с ним, Санто? Он болен? Попал в больницу?
«Боже, Джо мог оказаться только в лечебнице для бедных. У него нет и десятицентовика для...»
— Джо умер, Сэл, — быстро сказал Санто.
— О, Господи. О, Господи, — выдохнул Сэл в трубку. — Бедный старый негодяй. — Сэл сделал паузу, надеясь, что Санто еще что-нибудь скажет. Но тот молчал, и Сэл спросил: — Что-то с печенью? Я говорил ему, что дешевая выпивка...
— Его убили, Сэл.
Давний страх возник из ночи и обуял Сэла. Давний страх, который ему удавалось подавить в себе в эти последние несколько месяцев, сковал его, вонзившись в спину холодными острыми когтями. Рука, сжимающая телефонную трубку, задрожала. «О, Боже. О, Боже!»
— Они считали, что он знает, где ты, куда уехал. Потом, когда ты убил Даго Реда...
— Я не убивал его! — заорал Сэл в трубку.
— ...тогда они прикончили его. Боже мой, Сэл, я думал, что ты знаешь. Ведь об этом писали все газеты.
«О, Боже! О, Боже!»
— О чем писали все газеты? — «Пожалуйста, не рассказывай мне об этом».
Санто медлил. Он не хотел говорить. «Не говори мне этого». И чем дольше молчал Санто, тем сильнее тряслись у Сэла руки. Словно в душную тропическую ночь ворвался леденящий холод.
Сэл услышал, как Санто шмыгнул носом — он плакал. «Не говори мне ничего. Не говори».
— Видишь ли, Сэл, — заговорил наконец Санто дрожащим от волнения голосом, — они подозревали, что он знает, где тебя можно найти. Они пытались заставить его говорить.
«О, великий Боже. Великий Боже. Божий сын, обитающий на небесах».
Санто уже не сдерживал слез, он плакал навзрыд, как младенец, и не мог вымолвить ни слова.
— Они пытали его, Сэл. О, Господи, жгли... тело... паяльником...
Сэла трясло. Ноги дергались, ударяясь о кроватную раму, приходилось держать телефонную трубку обеими пуками. Он живо представил себе, как пытали Джо. И не мог думать об этом. Бедного маленького Джо Д'Аморе, совершенно голого, привязали к стулу, он от страха обделался и забрызгал весь пол. Глаза едва не вылезли из орбит, он хватал ртом воздух. Ники Венезия, младший Венезия и, возможно, даже Малыш Джонни, все они терзали несчастного Джо, упиваясь его страданиями. Для этих негодяев не было удовольствия большего, чем мучить и пытать. Они распаляли себя до безумия, утоляя жажду крови и мести. Сэл снова заплакал.
— Я думал, ты видел кричащие заголовки газет...
Сэлу чудились крики отца, мольбы о пощаде. Он ощущал запах кала, дымящейся плоти. «О, Боже, Боже, Боже!»
Его охватил страх. И этот страх уже его никогда не покинет. Никогда больше он не сможет принимать жизнь как нечто само собой разумеющееся, не сможет наслаждаться ею. Теперь он хорошо знал: ничего этого больше не будет.
Сэл плакал. Слезы лились ручьем.
— Он... Джо не знал, где я.
— Не в этом дело. Раз ты убил Даго...
— Я не убивал! — завопил Сэл. — Не убивал!
— Сэл, — сказал Санто, — послушай меня. Оставайся там, где сейчас находишься. Слышишь? Тебе нельзя возвращаться. Никогда. И еще, Сэл, не звони мне. Я больше не буду ждать твоего звонка в последнюю субботу месяца. Береги себя, а мне надо думать о Кэти и мальчишках. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Санто...
— Говорю тебе, это не люди, а звери. Не связывайся с ними!
— Санто...
— До свиданья, Сэл. — Санто повесил трубку.
Сэла бил озноб, несмотря на душную ночь. Он так и сидел на кровати, не отнимая трубки от уха, пока не раздался сигнал отбоя. «О, всемогущий Боже, о, всемогущий Боже! — Он вскочил на ноги, зарыдал, будто захлебнулся водой. — О, Джо... Папа... пожалуйста, прости меня... О, всемогущий Боже».
Перед глазами проносились картины детства. Вот Джо покупает пятидолларовый лотерейный билет на ярмарочной площади — улыбается и крякает от удовольствия. «Я люблю фотографии кинозвезд крупным планом. Они лучше, чем живые женщины», — частенько говорил он. Со временем фотографии выгорали, теряли вид и заменялись свежими... Джо кричал, ловя ртом воздух, словно выброшенная на песок рыба, а взмокший от пота Ники Венезия жег паяльником его тело. «О, Господи. О, Господи. Пожалуйста, прости меня. Прости меня, отец».
— Марко? Марко? Где ты? — Вытирая полотенцем мокрые волосы, в дверях появилась Изабель в длинном белом халате.
— Вот ты где... Бог мой, Марко, что случилось?
Сэл отрешенно взглянул на нее, попытался что-то сказать, но зубы отбивали дробь, и вместо слов вырывались стоны.
Изабель бросилась к нему.
— Ты заболел, Марко? — Она откинула назад волосы, пощупала лоб. — Что случилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153