Не в силах сам покончить счеты с жизнью, он молил Спасителя призвать его к себе, избавить от этого безумия.
* * *
Однажды мучительный туман, в котором жил Джованни, рассеялся, и он увидел Ангелину Серио. Кресло, в котором она сидела, скрипело под тяжестью ее тела.
— Итак, — она хитро улыбнулась, — кажется, все в порядке. Ведьма наконец согласилась.
Через ощущение боли и страдания пробилось недоверие к сестре. Она казалась слишком счастливой и потому опасной.
— Все уже сделано. За солидную сумму она подписывает документы. — Ангелина помахала у него перед носом какой-то бумагой. Слова сестры с трудом доходили до сознания Джованни.
— Я... я не понимаю.
— А тебе и не надо понимать. Подпиши вот это, и все. — Она сунула ему под нос ручку. — Все готово. Не ломай себе голову.
Он взялся было за ручку и бумагу, но остановился.
— Что же это все-таки?
— Да не волнуйся ты, только подпиши. Вот здесь. — Она ткнула в бумагу толстым пальцем, унизанным бриллиантами.
Он взглянул на сестру. Чего она от него добивается? Даже в своем пропитанном виски горе он интуитивно чувствовал, что должен это понять. Окинув взглядом свою неприбранную спальню, он заметил стоящего в углу свояка Бруно. Тот улыбнулся.
— Что это? — снова спросил Джованни.
— А-а-а... — Ангелина выругалась, хлопнув себя ладонью по лбу. — Договор. Я составила его ради тебя. Ты не способен заботиться о собственных делах.
— Какой еще договор?
— Между тобой и этой свиньей Марией Мендес.
— Кем-кем?
— Твоей тещей! — Она расхохоталась, таким забавным показалось ей все происходящее.
В смятенном мозгу Джованни вспыхнула тревога.
— Договор?
Толстуха шумно вздохнула и взгромоздилась на край кровати Джованни.
— Брат, — сказала она, — пока ты пребывал в скорби, я заботилась о твоих интересах. Уговорила Марию Мендес за сто тысяч крузейро отказаться от притязаний на состояние Джемелли и получить права на ребенка.
— Ребенка?
Ангелина нахмурилась.
— Ну да! На ребенка! — Она пыталась втолковать Джованни эту простую истину, будто несмышленышу. — На маленькую девочку. Все заботы о ней Мендес возьмет на себя. Возможно, придется назначить месячное содержание, потому что старая проститутка...
— Какая маленькая девочка?
Ангелина в изумлении уставилась на него.
— Ты что, забыл? У тебя есть дочь.
На Джованни снова нахлынули страшные воспоминания. Родильная палата, чернокожая сестра, красное сморщенное существо, Изабель, упавшая ему на грудь: «Джио, больно, больно». Весь этот кошмар вернулся к нему, молотом ударил по сердцу. Дыхание перехватило, и он зарыдал.
— Джованни, — мягко сказала Ангелина, — Джованни, успокойся.
— Где она? — Голос Джованни звучал глухо.
Ангелина, помедлив, ответила:
— Мы похоронили ее на кладбище Святой Терезы. Ты там был.
Он тряхнул головой, тыльной стороной руки вытер слезы.
— Я спрашиваю о девочке. Эта девочка — моя дочь. — Джованни произнес это каким-то скрипучим голосом.
* * *
На те деньги, что дала ей Изабель за одиннадцать месяцев своего замужества, Мария Мендес построила претенциозный, нелепого вида дом на окраине поселка. Затем и богатство, чтобы выставлять его напоказ перед дружками.
Остановившись перед выкрашенным в ярко-зеленый цвет домом, Джованни услышал плач ребенка и вопль Марии Мендес:
— Бог мой! Заткнись! Заткнись хоть на минуту!
На стук она появилась в дверях с бутылкой пива в руке. Из распахнутого халата виднелось дряблое тело, прикрытое полотняным бельем.
— Вот уж не ожидала, — удивилась она. — Мне говорили, будто ты чокнулся.
Джованни был тщательно выбрит, костюм на нем — безукоризненно отутюжен.
— Где ребенок?
— Не твое дело. Я подписала договор.
В доме был беспорядок, пахло конюшней. Где-то рядом заходился плачем ребенок.
— Заткнись, — крикнула Мария Мендес. — Ради Бога, дай хоть минуту покоя!
Джованни приблизился к ней.
— Вот! — Сверля Марию Мендес холодным взглядом, он протянул ей порванную пополам бумагу.
— Но ведь мы договорились. Хочешь ограбить меня? — Она смерила его взглядом. — Что тебе нужно?
— Мой ребенок. Моя дочь.
Мгновенно сообразив, как лучше использовать ситуацию, она изобразила праведный гнев.
— Твоя дочь! Наконец-то ты вспомнил о бедной сиротке! Через полгода.
— Полгода? — удивился Джованни.
— Ты приходишь через полгода и требуешь мою внучку. Все, что осталось от моей любимой Изабель. — Она притворилась, что плачет.
Из соседней комнаты вышел высокий чернокожий мужчина в одних подштанниках.
— Перестань орать! И ребенка уйми! Не дом, а бедлам! Тут и рехнуться недолго!
— Сам заткнись, черный ублюдок! — Мария Мендес резко повернулась. — Это мой дом, захочу и буду орать.
— Когда-нибудь я размозжу тебе голову! — пригрозил чернокожий.
— Смотри, как бы я тебе глотку не перерезала! — просипела Мария Мендес, схватив нож со стола.
Джованни спустился в маленькую прихожую, пошел на звук плача и вскоре очутился в душной комнате, оклеенной желтыми обоями, где ничего не было, кроме двуспальной кровати. На голом матраце, без простыней, лежал запеленутый младенец. При появлении Джованни девчушка еще громче заплакала и замахала сжатыми кулачками, словно сердясь на него.
Неожиданно появилась Мария Мендес и, обдав его запахом пива, сказала тоном заботливой бабушки:
— Все плачет и плачет. Поспит часок-другой и опять плачет, кричит. И так все время. С того самого дня, как я взяла ее домой. С ума сойти можно.
— Может, она голодная?
— Думаешь, я не кормлю ее? — возмутилась Мария Мендес. — Она даже не перестает плакать и все выплевывает прямо на меня. То же самое мне сказали сестры в больнице, когда я за ней пришла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153