таким
именно образом мы будем последовательно отвечать на главный трансцендентальный
вопрос, разделив его на четыре других вопроса:
1) Как возможна чистая математика?
2) Как возможно чистое естествознание?
3) Как возможна метафизика вообще?
4) Как возможна метафизика как наука? Мы видим, что хотя разрешение этих задач должно
показать главным образом основное содержание критики, однако оно имеет и нечто
характерное, достойное внимания уже само по себе, а именно поиски источников данных
наук в самом разуме, с тем чтобы благодаря этому на самом деле исследовать и измерить
способность разума к априорному познаванию; именно таким образом сами эти науки
выигрывают если не в смысле своего содержания, то в отношении своего правильного
применения и, уясняя более важный вопрос своего общего происхождения, вместе с тем
дают повод к лучшему выяснению их собственной природы.

ГЛАВНОГО ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО ВОПРОСА ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КАК ВОЗМОЖНА ЧИСТАЯ МАТЕМАТИКА?
6
Здесь мы имеем великое и испытанное познание, объем которого уже теперь поразительно
обширен, а в будущем обещает безграничное расширение,- познание, содержащее в себе
совершенно аподиктическую достоверность, т. е. абсолютную необходимость,
{14}
следовательно, не покоящееся ни на каких основаниях в опыте, стало быть,
представляющее собой чистый проект разума и, кроме того, полностью синтетическое. как
же человеческий разум может осуществить такое познание совершенно a priori?" Так как эта
способность не опирается и не может опираться на опыт, не предполагает ли она какую-
нибудь априорную основу познания, которая глубоко скрыта, но должна быть обнаружена
благодаря этим его действиям, если только внимательно проследить их первые начала?
7
Но мы находим, что всякое математическое познание имеет ту особенность, что оно
должно показать свое понятие сначала в созерцании, и притом априорном, стало быть,
чистом, а не эмпирическом: без этого средства математика не может сделать ни одного
шага; поэтому ее суждения всегда интуитивны, тогда как философия должна
удовлетворяться дискурсивньгми суждениями из одних только понятий и может, конечно,
пояснить свои аподиктические учения посредством созерцания, но никогда не может
выводить их из него. Уже это наблюдение над природой математики указывает нам на
первое и высшее условие ее возможности, а именно: в ее основании должно лежать какое-
то чистое созерцание, в котором она может показывать все свои понятия in concrete и тем
не менее a priori, или, как говорят, конструировать их . Если мы в состоянии отыскать это
чистое созерцание и его возможность, то отсюда легко объяснить, как возможны в чистой
математике априорные синтетические положения и, стало быть, как возможна сама эта
наука; ведь так же как эмпирическое созерцание без труда позволяет нам синтетически
расширять в опыте наше понятие о каком-нибудь объекте созерцания, расширять его
новыми предикатами, которые доставляются самим созерцанием,- так будет это и в
чистом созерцании, с той лишь разницей, что в этом последнем случае синтетическое
суждение достоверно и аподиктично a priori (потому что содержит в себе то, что
необходимо находится в чистом созерцании, которое, будучи априорным, неразрывно
связано с понятием до всякого опыта или отдельного восприятия), а в первом случае
достоверно только a posteriori и эмпирически (потому что содержит лишь то, что
встречается в случайном эмпирическом созерцании).
8
Однако после этого шага трудность как будто скорее возрастает, чем уменьшается. Ведь
вопрос гласит теперь так: как можно нечто созерцать a priori? Созерцание есть такое
представление, которое оказалось бы непосредственно зависящим от присутствия
предмета. Поэтому кажется невозможным созерцать первоначально a priori, так как тогда
созерцание должно было бы иметь место без всякого предмета, присутствовавшего или
присутствующего, к которому бы оно относилось, и, следовательно, не могло бы быть
созерцанием. Понятия, правда, таковы, что некоторые из них, а именно те, что содержат
только мысль о предмете вообще, мы прекрасно можем составлять совершенно a priori, не
находясь в непосредственном отношении к предмету, например понятия величины,
причины и т.д.; но даже и они, чтобы придать им значение и смысл, нуждаются в
некотором приложении in concrete, т. е. в применении к какому-нибудь созерцанию,
посредством которого нам дается какой-нибудь предмет этого созерцания. Но как же
может созерцание предмета предшествовать самому предмету?
9
Если бы наше созерцание было таковым, что оно [представляло бы вещи так, как они
существуют сами по себе, то вообще не было бы никакого априорного "созерцания:
созерцание было бы всегда эмпирическим. В самом деле, то, что содержится в предмете
самом по себе, я могу узнать только тогда, когда он находится передо мной и дан мне.
Правда, и тогда непонятно, каким образом созерцание присутствующей вещи позволяет
мне познать, какова она сама по себе: не могут ее свойства переселиться в мою
способность представления; но если допустить эту возможность, то такое созерцание во
всяком случае не будет иметь место a priori, т. е. прежде, чем мне представится предмет;
{15}
иначе нельзя придумать никакого основания для отношения моего представления к
предмету, разве только допустить вдохновение. Таким образом, мое созерцание может
предшествовать действительному предмету и иметь место как априорное познание только
в том единственном случае, если оно не содержит ничего, кроме формы чувственности,
предшествующей в моем субъекте всяким действительным впечатлениям, через которые
предметы действуют на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47