Моя личная Лили Марлей, мечта солдата! Очень типично для проститутки взять себе имя покрасивее.
– Эрик, – отрекомендовался я. – Желаешь выпить, Лили? – Я знаком подозвал официанта. У него были усы Гинденбурга, голубые глаза Гитлера и манеры Аденауэра. Точно тебя обслуживают пятьдесят лет германской истории. Лили взглянула на официанта надменно.
– Он ведь уже взял бутылку, так? – Официант кивнул. – Тогда принеси только еще бокал. И кофе с молоком. Да, кофе. – Официант кивнул и без слова удалился.
– Ты пьешь кофе? – спросил я.
– Я могла бы заказать рюмку коньяку, но раз ты уже заказал бутылку, то я вольна пить, чего захочу, – объяснила она. – Таково правило. – Рыженькая улыбнулась. – Не возражаешь? Сэкономим тебе немного денег. Да и день у меня сегодня был трудный – днем я работаю в обувном магазине.
– В каком?
– Этого я тебе сказать не могу. Не то еще зайдешь и подведешь меня.
– Но тогда я и себя подведу.
– И то правда, – согласилась девушка. – Но все-таки лучше, чтоб ты не знал. Представь, какой шок, если ты увидишь меня настоящую, как я приношу туфли и помогаю покупателям натягивать их на ноги.
Она угостилась моей сигареткой, и, поднося девушке спичку, я получше рассмотрел ее. Зеленые, алчно поблескивавшие глаза, очень белые меленькие зубы, чуть выдающаяся вперед нижняя челюсть. У остренького носа – легкая россыпь веснушек. Из-за этого девушка казалась проницательной и смекалистой, может, такой она и была.
Яйца мне принесли вместе с ее кофе, наполовину разбавленным молоком. Пока я ел, девушка болтала о себе и курила, прихлебывая кофе и запивая его капелькой коньяку.
– А я тебя раньше тут не видела, – заметила она.
– Да, я давненько сюда не заглядывал, – покивал я. – Сейчас я живу в Мюнхене.
– Мне бы тоже хотелось жить в Мюнхене. Где-нибудь подальше от Вены, во всяком случае. Там, где рядом нет Иванов.
– Ты думаешь, янки лучше?
– А ты так не считаешь?
Я отмолчался. Ее вовсе не интересовало мое мнение об американцах.
– Как насчет того, чтобы поехать к тебе?
– Эй, прекрати красть мои реплики! – воскликнула рыженькая. – Это мне полагается пригласить тебя.
– Извини.
– И вообще, чего ты так спешишь?
– Я весь день на ногах провел. А ты сама знаешь, каково это.
Она постучала по бутылке ногтем, длиннющим, как нож для разрезания бумаги.
– Эрик, ты ведь не травяной чаек попиваешь, – строго сказала она. – Он скорее уложит тебя, чем ты подцепишь меня.
Я протянул руку через стол, чуть приподняв – давая ей увидеть стошиллинговую купюру у меня в ладони.
– Мне требуется немножко заботы, и все. Никаких изысков. Это будет самая легкая сотня, какую ты сунешь себе в бюстгальтер.
Рыженькая рассматривала сотенную, точно предложение каннибала насчет бесплатного ланча.
– Тебе нужен отель, мистер, – заключила она. – Не девушка.
– Мне не нравятся отели. Люди сидят в одиночестве у себя в номере, в ожидании, пока нужно будет собирать вещи. А мне так не хочется.
– Какого черта! – Она прикрыла мою ладонь своей. – Я тоже не прочь смотаться отсюда пораньше.
35
Небольшая, но уютная квартирка Лили находилась во Втором округе, на Верхней Дунай-штрассе. Я отлично выспался рядом с Лили, проснувшись за ночь только раз: меня разбудил гудок баржи, плывущей по каналу к реке. Утром девушка и удивилась, и обрадовалась, что ей пришлось удовлетворять только мое желание позавтракать.
– Ну и ну! В первый раз со мной такое, – заметила она, готовя нам кофе. – Видно, теряю привлекательность. Или так, мистер, или ты бережешь «его» для мальчиков.
– Ни то ни другое, – возразил я. – Как ты насчет того, чтобы заработать еще сотняжку?
Более уступчивая днем, чем вечером, Лили охотно согласилась. Девушкой она была неплохой и, как это ни странно звучит, неиспорченной. Ее родители погибли в 1944-м, когда ей было всего пятнадцать, и все, что у нее имелось, она заработала сама. Достаточно обычная история, в том числе и то, что ее изнасиловали двое Иванов. Она была хорошенькая и понимала, ей повезло, что только двое. В Берлине я знал женщин, которых насиловали по пятьдесят-шестьдесят раз за первые месяцы оккупации. Мне Лили нравилась. Нравилось, что она не ноет и не жалуется. И то, что не задает слишком много вопросов. Достаточно сообразительная, она поняла, что, возможно, я скрываюсь от полиции, и у нее хватало ума не приставать с расспросами о причине.
По пути на работу в обувной магазин на Картнер-штрассе она показала мне парикмахерскую, где я мог побриться, – все мои вещи остались в отеле. Сумку я все-таки прихватил с собой. Лили мне, конечно, нравилась, но я не настолько доверял ей, чтобы оставлять у нее двадцать пять тысяч австрийских шиллингов – могла и украсть. Я побрился и постригся, купил в магазине рубашку, белье, носки и дорогие башмаки. Мне важно было выглядеть респектабельным. Я направлялся в русскую комендатуру, где раньше находилось Управление образования, с целью заглянуть в их досье на разыскиваемых военных преступников. Человеку, который служил в СС, сбежал по дороге в русский лагерь военнопленных и убил русского солдата, не говоря уже о двух с лишним десятках энкавэдэшников, рисоваться в русской комендатуре – риск, и немалый. Но этот риск, как я счел, все-таки меньше, чем обращаться с расспросами в Главное управление Международной полиции. Вдобавок я довольно бегло говорил по-русски, знал имя важного полковника МВД и все еще имел при себе визитку инспектора Штрауса. И если все это не поможет, что ж, попробую сунуть взятку. Судя по моему опыту, все русские в Вене, да и в Берлине тоже, деньги брали охотно.
Во Дворце правосудия на Шмерлинг-штрассе в Восьмом округе находилось и Объединенное командование союзников в Вене и управление Международной полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116