Она конечно же не помнит, какой это был номер трамвая? – Барон покачал головой. – Ладно, неважно, я разыщу для вас этого человека.
– Если найдете, я заплачу вам тысячу марок.
– Ну и прекрасно. Но после того как я найду Штампфа, остальное, барон, дело уже ваше и ваших адвокатов. Я не стану выступать защитником вашего сына. Так лучше. Лучше для вашего сына.
А что еще важнее, лучше для меня. Я и без того плохо сплю по ночам, а если еще и кинусь на защиту убийцы, принимавшего участие в массовых расстрелах…
– Герр Гюнтер, люди так со мной не разговаривают, – чопорно осадил он.
– Надо привыкать, барон, сейчас у нас республика. Не забыли? Вдобавок я – тот парень, который точно знает, как разыскать для вашего сына тайный козырь. – Что, само собой, было блефом, но уж чересчур угрожающе раздулись его тонкие аристократические ноздри. Я слишком далеко зашел, размахивая перед ним, как плащом матадора, своими моральными принципами. Теперь требуется убедить его, что грубоватость – всего лишь отличительная черта моего поведения, а для выполнения поручения я все-таки подхожу лучше всех. – Рад, что вы предложили достойное вознаграждение, потому что у меня это дело займет всего несколько дней, а за десять марок в день плюс расходы я и гробиться бы не стал.
– Как вы собираетесь это сделать? Я ведь уже и сам наводил справки.
– Я, конечно, мог бы рассказать вам. Но тогда я останусь без работы. Для начала мне обязательно потребуется побеседовать с вашей дочерью.
– Разумеется. Я скажу ей.
А правда была в том, что я понятия не имел, с чего начинать. В Мюнхене живет восемьсот двадцать одна тысяча человек. Большинство из них католики и не особенно болтливы – держат язык за зубами даже на исповеди.
– Вам требуется что-нибудь еще? – спросил он.
Моя наглость была уже совершенно забыта.
– Если хотите, можете выдать мне небольшой аванс. За тридцать марок вы получите в полное свое распоряжение весь остаток моей недели и утешение от сознания, что прошение об освобождении вашего сына почти уже отправлено в Ландсберг.
5
Как известно, немцы очень педантичный народ. Мы строго придерживаемся всех правил и предписаний и иногда ведем себя так, будто документы и справки – это единственные признаки подлинной цивилизации. Даже когда дело касается систематического истребления целой расы, ведется статистика, пишутся протоколы, делаются фотографии, отчеты и записи. Сотни, а то и тысячи военных преступников могли бы успешно избежать приговоров, если бы не наша немецкая одержимость цифрами, именами, адресами. Хотя много документов было уничтожено во время бомбардировок, я все-таки не сомневался, что где-нибудь да разыщу адрес Вольфганга Штампфа.
Начал я с Главного управления полиции, наведавшись в бюро регистрации и паспортный отдел, но никаких следов его там не обнаружилось. Тогда я проверил в Министерстве внутренних дел на Принц-Регент-штрассе. Поискал даже в Обществе германских юристов – Штампф ведь из Мюнхена и обучался на юриста, как сообщил мне барон. Затем, рассудив, что вряд ли Штампфа миновала военная служба, я отправился в Баварский госархив на Арсис-штрассе, где хранились записи с 1265 года. Документы там ничуть не пострадали от бомбежек и пожаров. Но и тут мне не повезло: единственно, что я узнал, – архивы Баварской армии были перемещены на Леонрод-штрассе. И вот там-то наконец я обнаружил имя, которое искал, в списках офицеров Баварии. Замечательнейший образчик ведения документации! Составлен в алфавитном порядке по годам, написан от руки лиловыми чернилами. Гауптман Вольфганг Штампф, 1-я Гебиргсдивизия, именовавшаяся прежде Баварской горной дивизией. Теперь у меня были полное имя, адрес и даже фотография, а еще фамилия командира отряда Штампфа.
Правда, такого адреса в Восточном Мюнхене теперь не существовало, бомба сровняла дом с землей 13 июля 1944 года – так сообщала табличка на развалинах. Никаких идей у меня больше не возникло, и я решил пока что покататься на трамваях – а именно на тройке, шестерке, восьмерке и тридцать седьмом – с похищенной из досье фотографией Штампфа. Но прежде мне предстояла встреча в Глиптотеке с дочерью барона.
Хелен Элизабет фон Штарнберг пришла в бежевой юбке по колено, желтом свитерке, достаточно облегающем, чтобы понять – перед вами женщина, и в шоферских перчатках свиной кожи. Мы с приятностью пообщались. Я показал ей украденный из армейских архивов снимок.
– Да, это он, – подтвердила девушка. – Хотя, конечно, на фото он гораздо моложе.
– Ясное дело. Снимали-то тысячу лет назад. Наверняка тысячу – ведь Гитлер заявлял, что именно столько просуществует Третий рейх.
Хелен Элизабет улыбнулась, и на минутку возникло сомнение, что у нее есть брат, орудовавший в низшем кругу ада. Блондинка, точно бы спустившаяся из Берхтесгадена . Если Гитлеру довелось когда-то повстречаться с барышней, похожей на Хелен Элизабет, легко понять, с чего вдруг у него появилась такая одержимость блондинками. Так или иначе, улыбающаяся Хелен Элизабет была похожа на существо из иного мира.
Возможно, я неправильно судил о ней, но избавиться от мысли, что такая девушка никогда не ездит в трамваях, я никак не мог. Попытался было представить ее в трамвае, но всякий раз получалась нелепость: тиара на жестянке с бисквитами.
– Вы не родственник Игнацу Гюнтеру? – поинтересовалась девушка.
– Он мой прапрадедушка. Но, пожалуйста, об этом – молчок.
– Ни за что, никому на свете, – пообещала она. – Он создавал скульптуры ангелов. Некоторые получились такие красивые. Кто знает? Может быть, вы, герр Гюнтер, станете нашим ангелом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116