– Какие именно?– Нам все время приходилось звать ремонтника, чтобы его чинить.– Так вот, мэм, кондиционер работал нормально. Я это знаю, потому что сам включил его после того, как эксперты закончили свою работу. Я хочу сказать, кондиционер был выключен, выключатель стоял в положении «Выключено», и я задался вопросом: был ли он выключен в пятницу утром, когда вы уезжали?– На самом деле я не знаю... – ответила Энн. – В смысле, в квартире было достаточно прохладно. Я просто не обратила внимания, включен кондиционер или нет.– Но в квартире было прохладно?– Да, это точно.– Когда вы разговаривали с мужем во вторник вечером, он ничего не говорил насчет жары?– Он сказал, что днем было девяносто восемь градусов. Приблизительно тридцать пять по Цельсию.

– Но он не говорил, что в квартире очень жарко, нет? Что кондиционер не тянет или что-нибудь в этом духе?– Нет, не говорил.– Или что он вызывал ремонтника его чинить?– Нет.– Понимаете, я пытаюсь выяснить, кто же мог его выключить. Если бы кондиционер кто-то чинил, тогда его могли бы оставить выключенным случайно...– Нет, Джерри ничего не говорил насчет того, что кондиционер чинили.– Угу, – сказал Карелла. – Берт?– Еще несколько вопросов, и мы уйдем, – сказал Клинг. – Извините, что отнимаем у вас так много времени...– Ну что вы! – сказала Энн.– Не можете ли вы припомнить, о чем вы говорили в тот вечер перед вашим отъездом в Калифорнию?– Точно не помню. Тогда я не думала, что это важно.– Все, что помните.– Ну, Джерри снова запил, и он мне говорил – он всегда на это жаловался, – какой он плохой художник по сравнению со своим отцом. Вы должны понять, что отец Джерри был известным художником, а сам Джерри – всего-навсего иллюстратор. Он все время чувствовал, что ему никогда не сравняться со своим отцом. Отец был для него кумиром... Ведь правда, мама?– Да-да, – сказала миссис Ньюмен.– И... хм... мне иногда казалось, что Джерри стремился подражать ему во всем. Наверно, мне следовало бы воспринимать его постоянные угрозы покончить жизнь самоубийством более серьезно, принимая во внимание все обстоятельства... Но я не относилась к этому всерьез. Когда он снова начал рассуждать о том, как все бесцельно и бессмысленно, я... мне очень стыдно, но я его оборвала на полуслове. Мне предстояла длительная поездка, время было близко к полуночи, и мне надо было выспаться. Я ему сказала, что мы это обсудим, когда я вернусь. Я не знала, что на следующее утро, за завтраком, увижу его в последний раз.– А как он себя вел тогда? В смысле, за завтраком?– Он был с похмелья.– Миссис Ньюмен, ваш муж знал, что вы принимаете секонал?– Да, знал.– Он знал, где вы держите лекарство?– Мы все свои лекарства держали в аптечке в ванной.– И секонал вы держали там же?– Да.– И новый пузырек, полученный по последнему рецепту, вы поставили туда же?– Да.– В пузырьке было тридцать капсул?– Да.– Когда вы его туда поставили?– В тот же день, как купила.– То есть двадцать девятого июля.– Да.– И ваш муж это знал? Он знал, что вы поставили этот пузырек с секоналом в аптечку?– Полагаю, что да.– Спасибо. Что-нибудь еще, Стив?– Нет, это все, – ответил Карелла. – Леди, я благодарю вас за то, что вы разрешили нам поговорить с вами. Мы просим прощения за вторжение. Вы были очень любезны.– Ну что вы! – сказала миссис Ньюмен.– Если выясните что-то новое, сообщите нам, пожалуйста, – попросила Энн.В коридоре, дожидаясь лифта, Клинг спросил:– Ну, что ты думаешь?– Еще не знаю, – сказал Карелла. – Позвоню в «Беверли-Уилшир», узнаю, сколько времени она разговаривала с ним во вторник. Может быть, это поможет установить время смерти.– А что это даст?– А черт его знает, – ответил Карелла. – Но жара в этой чертовой квартире все еще вызывает у меня подозрения. А у тебя?– У меня тоже.Было почти полшестого. Они вышли на улицу и распрощались. Карелла пошел туда, где оставил машину, а Клинг направился к станции подземки на углу и поехал домой, к своей жене Огасте. * * * Коряво нацарапанная записка, прилепленная магнитом к дверце холодильника, гласила:"Берт!Я ждала тебя до шести, а потом поехала на вечеринку к Бианке. Потом мы, наверное, поедем обедать. Дома буду около десяти. Поищи себе чего-нибудь в холодильнике.Целую. Г.". * * * Домой она вернулась почти в одиннадцать.Когда она пришла, Клинг смотрел новости по телевизору. На ней был бледно-зеленый шифоновый свободный костюм. Прозрачная блузка с глубоким вырезом приоткрывала грудь. Этот цвет изумительно шел к ее огненно-рыжим волосам, зачесанным набок так, что было видно одно ушко с изумрудной сережкой, подчеркивающей темно-зеленый цвет глаз. У Берта, как всегда, перехватило дыхание от ее красоты. Тогда, в первый раз, когда он увидел Огасту в ее ограбленной квартире на Ричардсон-драйв, он попросту утратил дар речи. Она вернулась с гор, где каталась на горных лыжах, и обнаружила, что квартиру ограбили. Клинг никогда не катался на горных лыжах. Он всегда считал, что это спорт для богачей. Наверно, теперь они и сами были богачами... Правда, он себя богачом никогда не чувствовал, но это уже его проблемы.– Приветик, лапочка! – крикнула Огаста из прихожей, вытащила ключ из замка и вошла в гостиную. Клинг сидел перед телевизором, с банкой теплого пива в руке. Огаста мимоходом чмокнула его в макушку и сказала:– Ты не уходи. Мне надо пописать.В телевизоре диктор рассказывал о последних событиях на Ближнем Востоке. На этом Ближнем Востоке вечно что-то происходит. Иногда Клинг думал, что Ближний Восток выдумало правительство, так же, как у Оруэлла Большой Брат выдумал войну. Если бы людям не забивали голову Ближним Востоком, они начали бы думать о безработице, инфляции, уличной преступности, расовых проблемах, коррупции в верхах и мухах цеце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62