Темная ветровка и фетровая шляпа с широкими полями. В правой руке у него блестел пистолет. Он мчался, точно чемпион мира по легкой атлетике. Не успел Клинг пуститься в погоню, как человек уже скрылся за углом. Когда Клинг добежал до фонаря, незнакомец... исчез.Запыхавшийся, он вернулся к тому месту, откуда предположительно были сделаны выстрелы. Он долго ползал на четвереньках, обшаривая руками мостовую в поисках стреляных гильз. Без толку, только руки испачкал. Либо стреляли не отсюда, либо стреляли не из пистолета, а из револьвера. Клинг вернулся на то место, где стоял, когда в него стреляли. Дыра в кирпичной стене оказалась дюймов шести в диаметре – оружие было мощное. Здесь было темно. Клинг оглядел улицу, надеясь увидеть патрульную машину – у полисмена должен быть с собой фонарик. Но улица была пуста.Вот всегда так – никогда этих копов нет под рукой когда надо. Клинг снова встал на четвереньки и в темноте принялся ощупывать тротуар в поисках пуль. Ему повезло – он нашел пулю, и в довольно хорошем состоянии, не слишком расплющенную. Он сунул ее карман, подумал, не стоит ли сообщить о происшествии в местный участок, и решил этого не делать. Вместо этого он прошел два квартала, вышел на освещенную авеню, поймал такси и попросил шофера отвезти его к больнице «Лонг-Дженерал». Никакой съемочной группы и фотомоделей у больницы не было. Клинг дал таксисту свой домашний адрес, потом нервно достал сигарету из купленной утром пачки и трясущимися руками закурил ее. Последний раз он курил в ночь своей свадьбы, почти четыре года назад, когда Огаста, его невеста, была похищена психом, который три дня продержал ее в плену.– Простите, – сказал таксист, – не могли бы вы затушить сигарету? У меня аллергия на табачный дым.– Чего? – очнулся Клинг.– Там сзади табличка, видите?Клинг затушил сигарету. * * * Они вернулись в участок и принялись обсуждать неудавшуюся операцию.– Их, должно быть, предупредили, – сказал Джерарди, старший из полисменов из отдела по борьбе с наркотиками.– Не думаю, – ответил Мейер.– Тогда почему же мы обнаружили там только двоих ширял, исколотых от плеча до задницы?– Наверно, встречу отменили, – сказал Браун. – Возможно, груз задержался.– Черта с два! – возразил Миллер, другой «нарк». – Их кто-то предупредил.– Вам следовало бы тщательнее следить за ними, – сказал Джерарди.– Кто там сидел? – спросил Миллер. – Какой-нибудь коп? Наверняка ему дали на лапу.Браун посмотрел на него и ничего не сказал. Взгляды Брауна бывали куда выразительнее тысячи слов.– Где этот сукин сын, который сидел в хлебном фургоне? – осведомился Джерарди. – Я думаю, ему следовало бы прийти сюда.– Разбирается с фотографиями, – ответил Уиллис.– Чего? – переспросил Джерарди.– Он в фотолаборатории, ему надо разобраться со своими ребятами.– Разобраться? В чем? Он придет сюда, чтобы объяснить, что, черт побери, стряслось сегодня ночью?– Придет, – сказал Уиллис.– Когда? Уже полдвенадцатого!– Как разберется, так и придет.– Он просто пытается спасти свою шкуру, вот и все! – высказался Миллер. – Как это вышло, что нас никто не предупредил?– В смысле? – поинтересовался Хейз.– Как вышло, что этот парень в фургоне, который сидит там круглыми сутками, не сообщил нам по рации, что там никого нет, кроме пары ширял?– А по-моему, – сказал Джерарди, – ему, если хотите знать, просто дали на лапу.– А я себе едва шею не свернул на этой проклятой лестнице! – пожаловался Миллер.– Двое ширял, окосевших в дымину. И квартирка пуста, как сердце шлюхи, – сказал Джерарди. – Я вам точно говорю, их кто-то предупредил!– А вот и он! – сказал Мейер и поспешно подошел к решетчатому барьеру, отделявшему комнату от коридора. – Эл, заходи! Ты со всем разобрался?– Я вообще не знаю, почему я должен был с чем-то разбираться, – проворчал полисмен. Он был одет в пеструю спортивную рубашку с короткими рукавами, голубые хлопчатобумажные брюки и сандалии. Едва войдя в дежурку, он немедленно прикрепил к карману рубашки свое закатанное в пластик удостоверение, как будто входил в центральное управление или что-нибудь в этом духе.– Это Эл Родригес, – представил его Мейер. – Это Джерарди и Миллер из отдела по борьбе с наркотиками. Остальных, думаю, ты знаешь.– Ага, – сказал Родригес. – Привет.– Это вы сидели в том фургоне? – спросил Джерарди.– Ага, – ответил Родригес.– И что же произошло сегодня вечером?– В смысле?– Мы поднялись наверх и нашли там только двух ширял. Где все эти мужики с фотографий, которые вы снимали?– А я-то почем знаю, черт возьми?– Да вы что, дрыхли, что ли, в этом проклятом фургоне?– Я фотографировал! – обиделся Родригес.– Ну и что же вы нафотографировали сегодня? Пару ширял, которые поднимались наверх, чтобы словить кайф?– Я не знаю, кто туда поднимался, а кто нет! – сказал Родригес. – Я навожу камеру на подъезд, камера фотографирует. Когда кончается пленка, я вставляю новую. Я не знаю, что там на пленке. Пленку проявляют где-то в центре. Иногда я даже не знаю, что было на той пленке, которую уже проявили.– Кто нажимает на кнопку, чтобы делать снимки?– Я.– Когда?– Когда кто-нибудь подходит к подъезду.– Ну и кто подходил к нему сегодня вечером?– Уйма народу.– И вся эта уйма народу вошла в здание?– Ну конечно!– И куда же они подевались?– Блин, а я что, знаю? Может, на крышу вылезли, голубей гонять. Мне за ними следить не положено, мне положено фотографировать.– Вы узнали кого-нибудь из тех, кто заходил в здание?– Некоторые из них показались мне знакомыми.– Двое французов заходили?– А я что, знаю, французы они или нет?– Ну, француза же сразу видно! – сказал Джерарди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62