Невеста хорошенькая, прямо загляденье, прекрасная, как июньский день. На ней было, помню, белое атласное платье. Признаюсь, мистер Хоуп, мне не очень-то нравилось, что мой сын женится на белой, я ведь знала, какими бедами это ему грозит. А получилось-то – лучше и не бывает, по крайней мере, я никогда ничего другого от него не слыхала. До нынешнего дня все было в полном порядке. А теперь кто-то подкараулил ее, убил, а обвинили в этом моего мальчика, и это очень нечестно, не мог он убить ее, мистер Хоуп. Уж слишком он ее любил.

* * *

Я еле успел на самолет, вылетавший в Калузу в половине третьего…
Прямо от миссис Харпер я поехал к ее соседке, по тому адресу, который дала мне мать Джорджа, – к миссис Бут, и получил там подтверждение, что Джордж Харпер действительно приезжал в воскресенье повидаться с матерью, как он заявил об этом в полиции. Поскольку миссис Бут была слепа, я старательно расспросил ее, каким образом она догадалась, что это был Харпер, и получил информацию, что она знала Джорджа с пеленок и всегда узнает его по голосу и запаху. Раньше мне не приходило в голову, что слепые распознают людей по слабому запаху, абсолютно индивидуальному для каждого человека. Я поблагодарил миссис Бут за беседу и уехал от нее несколько успокоенным.
Я понимал, что она будет надежным свидетелем, когда придется точно установить, что делал Харпер в Майами.
Проблема была, конечно, не в том, где он провел воскресное утро пятнадцатого числа, нас гораздо больше интересовало, где он был в 11.45 в ту ночь, когда Мишель жестоко избили, и где он провел весь день в понедельник, когда ее убили. Я попал в окружную тюрьму только к четырем часам. Надзиратель не выразил особого восторга при виде меня, он ворчал всю дорогу, пока мы шли к камере Харпера, выговаривая мне, что следовало сначала позвонить, что у него не гостиница, куда можно приехать в любое время.
На Харпере была тюремная одежда, не слишком отличавшаяся от той, что была на нем при первой нашей встрече: темно-синие брюки, голубая хлопчатобумажная рубашка, черные носки. Вместо коричневых рабочих башмаков в окружной тюрьме ему выдали черные ботинки, которые выглядели несколько странно в сочетании с остальной одеждой, – до блеска начищенные башмаки, которые можно надеть на ежегодный зимний карнавал. Он вскочил на ноги в ту же секунду, как надзиратель отпер дверь его камеры и впустил меня. Потолок казался слишком низким, а стены – слишком тесными для его громадной фигуры. Ощущение угрозы, опасности, исходившее от Харпера, было настолько сильным, что меня снова охватил страх, когда дверь за мной закрылась и надзиратель повернул ключ в замке. Звук его шагов, отдаваясь эхом от асфальтированного пола, замер вдали. Мы с Харпером остались наедине.
– Я просил этого сукина сына, надзирателя, позвонить к вам в контору, – сердито начал Харпер. – Он три раза звонил, и три раза ему говорили, что вас все еще нет в городе. Куда, черт побери, вы запропастились, приятель? Вы, кажись, мой адвокат?
– Был в Майами, – ответил я. – Расспрашивал людей, которые нам понадобятся как свидетели, когда дело передадут в суд.
– Каких это людей?
– Ллойда Дэвиса и его жену. Вашу мать и ее соседку, миссис Бут.
– Чего это вам пришло в голову беспокоить их?
– Чтобы выяснить, действительно ли вы были в Майами, как заявили в полиции.
– Был.
– Теперь уверен в этом. По крайней мере, знаю, где вы находились в течение часа или чуть больше. Но главное – надо выяснить, где вы были все остальное время.
– Говорил вам, где был это остальное время: в Помпано, Веро-Бич, потом вернулся в…
– И ни одного свидетеля.
– Не знал же я, что мою жену убьют. Знать бы заранее, так я бы у всех встречных на этой проклятой улице спросил имя и адрес.
– Где у вас был ленч в то воскресенье?
– В Помпано.
– Название кафе помните?
– Нет. Первый раз в жизни приехал в Помпано.
– А где обедали?
– В Майами.
– Где именно?
– В какой-то забегаловке.
– Помните ее название?
– Нет.
– А где находится, на какой улице?
– Где-то в центре.
– Смогли бы узнать, если бы попали туда?
– Да она не отличается от всех забегаловок.
– Не помните, как выглядел официант?
– Я перекусил за стойкой.
– А как выглядел продавец за стойкой?
– Не помню.
– Это был мужчина?
– Наверное.
– Белый или черный?
– Не помню. Я попросил гамбургер, жареной картошки и коку. Потом заплатил этому мужику и отчалил.
– И поехали к пляжу?
– Точно.
– Поспать.
– Точно.
– И проспали на пляже всю ночь.
– Именно так все и было.
– И провели в Майами весь понедельник.
– Да.
– Зачем?
– Уже говорил вам. Решил, может, вернется Ллойд.
– Ллойд рассказал, что у вас в Майами были и другие покупатели.
– Пара-другая была, верно.
– Вы не попытались увидеться с одним из них в понедельник?
– Нет.
– Но ведь ваш грузовичок был забит вещами, которые вам не удалось продать Ллойду?
– Ллойда-то не застал.
– Знаю. Но вы не попытались связаться с кем-нибудь из своих покупателей?
– Этот груз годился только для Ллойда.
– А вы обычно работаете по воскресеньям?
– Я был уверен, что в воскресенье застану Ллойда на месте. В конце недели у Ллойда самая бойкая торговля.
– Но его не было дома.
– Нет, не было.
– И вы не позвонили ему, прежде чем…
– А зачем? По воскресеньям он обычно дома.
– Вы заправили свою машину бензином в субботу, перед отъездом, так?
– Так.
– На бензоколонке «Эй энд Эм Эгзон» в субботу, в семь – половине восьмого утра?
– Ага.
– И вы еще купили там пустую канистру на пять галлонов и попросили налить в нее бензин.
– Так все и было.
– Служащего звали Гарри Лумис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74