Неплохой парень, только, бывает, изредка сажает кого-нибудь наугад, для поддержания в порядке журнала регистрации арестов.
– Поехали скорее, поднимается ветер, – попросил я, – Мне бы не хотелось, чтобы он сдул с океана туман. Хотя туман не очень плотный, но, кажется, смог бы нам помочь.
– Он еще продержится столько, сколько нужно, чтобы мы смогли одурачить прожектор, – сказал Ред. – Да, у них есть автоматы на нижней палубе. Ладно, иди дальше по пирсу, я справлюсь сам.
Он растворился в темноте, а я пошел по скользкой поверхности пирса. Сбоку тянулось грязное низкое ограждение. В конце его стояла парочка. Увидев меня, мужчина выругался, и они ушли.
Десять минут я слушал, как вода разбивается о сваи. Ночная птица прошуршала в темноте, чиркнув неясно очерченным крылом по смутно светящемуся небу. Высоко, прячась в звездах, натужно жужжал самолет. Затем вдали прокашлялся и заревел мотор, да так громко, словно полдюжины двигателей тяжелых грузовиков. Спустя немного, звук ослабел и внезапно оборвался.
Выждав еще некоторое время, я подошел к ступенькам и стал спускаться по ним с осторожностью. Темная тень лодки выскользнула из ночи внизу, стукнувшись о бетон пирса. Раздался голос:
– Все готово. Залазь.
Я залез в лодку и сел рядом с Редом. А потом не было слышно никаких звуков, кроме злобного бульканья справа и слева. Снова стали сливаться огни Бэй Сити, появляясь и исчезая за враждебными волнами. Снова кричащие огни «Королевской короны» скользнули мимо нас. Казалось, корабль демонстрирует себя на вращающейся платформе, как модный экспонат. И снова левый борт «Монтесито» вырос из тьмы Тихого океана, луч прожектора освещал пространство вокруг, медленно вращаясь, и напомнил мне луч маяка.
– Я боюсь, – вдруг сказал я. – Я очень боюсь. Ред сбавил газ и лодка, казалось, заскользила бесшумно, беззаботно покачиваясь на волнах. Он недоумевающе посмотрел на меня.
– Я боюсь смерти и отчаяния, – сказал я. – Темной воды и лиц утопленников, черепов с пустыми глазницами. Я боюсь смерти, я боюсь пустоты, я боюсь, что не встречу человека по имени Брюнетт. – Ты хорошо себя накачал, – хихикнул Ред. – Брюнетт может быть в любом месте. На одном из этих кораблей, в своем клубе, в тапочках у домашнего очага. Это все, что тебе нужно?
– Мне нужен огромный парень по имени Мэллой, грубиян, который недавно вышел из тюрьмы штата Орегон после восьмилетней отсидки за ограбление банка. Он прятался в Бэй Сити, – и я рассказал Реду гораздо больше, чем намеревался, Должно быть, из-за его глаз.
Он обдумал все это и, как бы нехотя, заговорил, выпуская с каждым словом пар во влажный прохладный воздух. Может быть, поэтому его речь показалась мне умнее, чем она была, а, может быть, и не поэтому.
– Кое-что действительно имеет смысл, – излагал Ред. – Кое-что нет. Кое о чем я бы не хотел знать, а кое о чем хотел бы. Если этот Зондерборг содержал убежище, продавал сигареты с марихуаной, посылал парней на ограбление богатых дам, то кажется разумным то, что у него была «рука» в городском управлении. Однако это совсем не значит, что каждый полицейский знал об этом, да и не все его люди в городском управлении, вероятно, знали. Возможно, Блейн знал, а Хемингуэй, как ты его назвал, – нет. Блейн – подлец, второй же просто крутой полицейский, ни плох, ни хорош, ни куплен, ни честен, немного туповат, как я, чтобы считать, что работа в полиции – самый разумный способ заработать на жизнь. А этот психиатр тоже никак не вписывается. Он купил себе защищенную зону на лучшем рынке, в Бэй Сити, и он ее использовал по необходимости. Вы никогда не узнаете, что у такого парня на уме и на совести и чего он боится. Он мог бы очень испугаться и в ослеплении попытаться обезвредить посетителя, тем более что он привык дурить богатых дам, а обмануть их проще, чем бумажную куклу. А насчет твоего пребывания у Зондерборга, мне кажется, что Блейн опасался, что доктор узнает, кто ты, и, возможно, они рассказали Зондерборгу именно ту историю, из которой следовало, что подобрали тебя с помутненным рассудком. Зондерборг не знал, что с тобой делать: то ли отпустить, то ли постоянно держать под наркотиками. Мне кажется, все было так. Блейн, вероятно, знал и про Мэллоя. Я бы не упустил эту нить.
Я слушал и наблюдал за лучом прожектора и за приплывающими и уплывающими такси. – Я не знаю, о чем думали те парни, не знаю, тупы они или подкуплены, – сказал Ред, – но беда полицейских в том, что они думают, будто полицейская форма дает им что-то, чего у них до этого не было. Может быть, когда-то действительно давала, но не сейчас. Над ними стоит слишком много сообразительных умов. Представь, мы приходим к Брюнетту. Он не управляет городом. Но его не должны трогать. Он вложил большие деньги в выборы мэра, чтобы его не беспокоили с его водными такси и так далее. Если бы ему понадобились какие-то частности, власти ему их предоставили бы. Например, один из его дружков, адвокат, совершил наезд в пьяном состоянии, так Брюнетт добился того, чтобы того наказали как за езду в нетрезвом виде. Были изменены материалы следствия, а это ведь тоже преступление. Ну да Бог с ним. Это так, для общего представления. Его занятие – азартные игры, но все подпольные дела сейчас тесно связаны. Он может торговать марихуаной, сдирать проценты с людей, которых устроил на работу. Он может знать Зондерборга, а может и не знать. Но ювелирный налет? Восемь тысяч за редкое колье? Нет, он выпадает. Представь, что натворили парни за восемь тысяч. Смешно подумать, что Брюнетт имел что-то общее с ними.
– Да, – сказал я. – Они, вспомни-ка, человека убили.
– Не он убил, и не по его поручению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71