Ничего не менялось, и туман казался таким же непроницаемым, как и до сих пор. В десять часов Девлин в четвертый раз за вечер прошел вдоль дамбы к берегу, но все, казалось, оставалось по-прежнему.
Он посветил в темноту фонариком, покачал головой и тихо пробурчал себе под нос:
– Хорошая ночь для грязной работы – вот все, что можно сказать.
* * *
Похоже было, что вся операция лопнет, – такой вывод напрашивался и в Ландсвоорте.
– Вы хотите сказать, что не можете подняться? – загремел Радл, когда молодой капитан вернулся в ангар после очередной проверки.
– В этом проблемы нет, – сказал ему Герике, – я могу подняться вслепую. Это и не опасно в стране с таким плоским рельефом. Трудность ожидает на той стороне. Я не могу просто сбросить ребят и надеяться на лучшее. Мы ведь можем в тот момент еще лететь над морем. Мне хоть на секунду надо увидеть цель.
Бомлер открыл глазок в одной из больших дверей ангара и посмотрел в него.
– Господин капитан! – позвал он.
Герике подошел к нему:
– Что такое?
– Смотрите сами.
Герике вышел за порог, Бомлер включил наружное освещение, и, несмотря на его тусклость, Герике увидел, что туман распадается на странные фигуры. Что-то холодное коснулось его щеки.
– Ветер! – закричал он. – Господи, ветер!
В сплошной пелене вдруг образовался разрыв, и на мгновение стал виден дом. Смутно, но виден.
– Летим? – спросил Бомлер.
– Да, – ответил Герике, – не откладывая, – и он кинулся в ангар, чтобы сообщить об этом Штайнеру и Радлу.
* * *
Двадцать минут спустя, ровно в одиннадцать, Джоанна Грей внезапно выпрямилась – в наушниках зашумело. Она уронила книгу, взяла карандаш и начала записывать сообщение в лежащем перед ней блокноте. Оно было очень кратким, расшифровка его заняла секунды. Джоанна смотрела на него, совершенно ошеломленная, затем послала подтверждение.
Она быстро спустилась вниз и надела дубленку. Собака фыркала у ее ног.
– Нет, Пэч, не сейчас, – сказала Джоанна.
Из-за тумана ей пришлось ехать осторожно, и она въехала во двор Хобс Энда только через двадцать минут. Девлин собирал свое снаряжение на кухонном столе, когда услышал шум машины. Он быстро взял маузер и вышел в коридор.
– Это я, Лайам, – позвала она.
Он открыл дверь, и она проскользнула внутрь.
– Только что я получила сообщение из Ландсвоорта, отправленное ровно в одиннадцать, – сказала Джоанна. – Орел взлетел.
Девлин глядел на нее, пораженный:
– Они, должно быть, свихнулись. На берегу гороховый суп.
– Когда я поворачивала к дамбе, мне показалось, что стало немного яснее.
Он быстро вышел и открыл входную дверь. Через мгновение вернулся, бледный от волнения:
– Со стороны моря поднимается ветер, еще не сильный, но может покрепчать.
– Как вы думаете, он не перестанет?
– Бог знает. – «Стен» был собран, и Девлин вручил его Джоанне. – Умеете с ним обращаться?
– Конечно.
Он взял набитый рюкзак и закинул за плечи:
– Тогда приступим. У нас много работы. Если вы указали время правильно, они будут на берегу через сорок минут. – В коридоре Девлин хрипло рассмеялся: – Ей-богу, они это всерьез, молодцы.
Он открыл дверь, и оба нырнули в туман.
* * *
– На твоем месте, я бы закрыл глаза, – весело сказал Герике Бомлеру, стараясь перекричать шум разогреваемых моторов. – Этот взлет будет довольно-таки жутким.
Огни вдоль взлетной полосы были зажжены, но видны были только несколько первых. Видимость все еще не более сорока-пятидесяти ярдов. Дверь открылась, и в кабину просунулась голова Штайнера.
– Все привязано? – спросил Герике.
– Всё и все. Мы готовы.
– Хорошо. Не хочу быть паникером, но должен сказать, что может случиться что угодно, и весьма возможно случится.
Он прибавил обороты. Штайнер усмехнулся и закричал, стараясь перекрыть рев мотора:
– Мы вам полностью доверяем.
Он закрыл дверь. Герике немедленно прибавил газ и отпустил самолет. Нырок в серую стену был, пожалуй, самым страшным за всю его жизнь. Чтобы подняться, самолету нужен был разбег в несколько сот ярдов и скорость около восьмидесяти миль в час.
«Господи, – думал Герике, – неужели получилось, неужели наконец пошли?»
Вибрация казалась невыносимой. Герике чуть-чуть дал ручку от себя, и хвост самолета поднялся. Машина под действием ветра слегка наклонилась на правый борт, но Герике выпрямил ее.
Рев моторов, казалось, наполнил ночь. На скорости в восемьдесят миль Герике немного откинулся, но продолжал жать на ручку. Его вдруг охватило странное, шестое, чувство, порожденное несколькими тысячами часов, которые он налетал, то самое чувство, которое возникает, когда все идет нормально. Он потянул ручку на себя.
– Пошли! – закричал он.
Бомлер напряженно ожидал, вцепившись в рычаг шасси. И вдруг они оказались в воздухе. Герике вел машину прямо на серую стену, отказываясь сбавлять газ до последнего момента. Когда на высоте пятисот футов самолет вышел из тумана, Герике заложил вираж, и самолет полетел над морем.
* * *
Макс Радл сидел в машине перед ангаром, потрясение глядя в туман.
– Великий боже, – шептал он, – он взлетел!
Он просидел еще минуту, слушая, как шум мотора замирает вдали, и кивнул Витту, который был за баранкой:
– Как можно быстрее к дому, сержант. Мне надо успеть кое-что сделать.
* * *
В «дакоте» напряжению не было нужды ослабевать. Его просто не было. Все разговаривали тихими голосами со спокойствием ветеранов, которые привычно делали свое дело, ставшее их второй натурой. Никому из группы не позволялось иметь при себе немецкие сигареты, и Риттер Нойманн и Штайнер выдавали каждому по одной.
Альтманн сказал:
– Ну, я вам скажу, этот капитан – настоящий летчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114