Следующей была Греция – Коринфский канал, а затем новый ад. В мае 1941 г., уже капитаном, он принял участие в крупном парашютном десанте на Крите, был тяжело ранен в жестоких боях за аэродром Малем.
Затем Зимняя кампания. Радл почувствовал холод до костей от одного только названия. Господи, неужели мы никогда не забудем Россию, – спросил он себя, – те из нас, кто был тогда там?
Исполняя обязанности майора, Штайнер руководил особой диверсионной группой из трехсот добровольцев, сброшенной ночью, чтобы найти две дивизии, отрезанные во время битвы под Ленинградом, и вывести их. Он вышел из этой операции с пулей в правой ноге, которая оставила его на всю жизнь прихрамывающим, с «Рыцарским крестом» и репутацией человека, который может выводить из окружения.
Он руководил еще двумя операциями подобного характера и ко времени Сталинграда получил звание подполковника. В Сталинграде он потерял половину своего десанта, но за несколько недель до конца операции, когда еще летали самолеты, получил приказ вылететь из Сталинграда. В январе он и сто шестьдесят семь человек, оставшихся в живых из его диверсионной группы, были сброшены в районе Киева, для того чтобы снова найти и вывести две отрезанные пехотные дивизии. Это кончилось отступлением с боями на триста залитых кровью миль, и когда в последнюю неделю апреля Курт Штайнер вышел к своим, с ним было только тридцать человек из его диверсионного десанта.
Он был немедленно награжден «Дубовыми листьями» к «Рыцарскому кресту» и вместе со своей группой срочно отправлен в Германию поездом. Варшаву он проезжал утром 1 мая. А покидал ее вместе со своими людьми в тот же вечер под усиленным конвоем по приказанию бригадефюрера СС и генерал-майора полиции Юргена Штроопа.
На следующей неделе состоялось заседание военного трибунала. Штайнера и его людей приговорили к службе в качестве штрафного подразделения в операции «Рыба-меч» на острове Олдерни, одном из оккупированных немцами Нормандских островов.
Некоторое время Радл сидел, глядя на папку, затем закрыл ее и нажал кнопку звонка, вызывая Хофера.
– Господин полковник?
– Что произошло в Варшаве?
– Точно не знаю, господин полковник. Надеюсь получить протокол заседания суда военного трибунала несколько позже.
– Ладно, – сказал Радл. – А что они делают на Нормандских островах?
– Насколько я смог узнать, операция «Рыба-меч» – это самоубийственная операция, господин полковник. Ее цель-уничтожение кораблей союзников в Ла-Манше.
– А как это делается?
– Видимо, оператор сидит на торпеде с вынутым зарядом и под стеклянным куполом, который его немного защищает. Боевая торпеда крепится под первой, и во время атаки предполагается, что оператор выпускает ее, а сам в последний момент поворачивает от нее прочь.
– Господи боже мой, – в ужасе сказал Радл. – Неудивительно, что на это ставится штрафное подразделение.
Некоторое время он сидел молча, глядя на папку. Хофер кашлянул и осторожно спросил:
– Думаете, его можно было бы использовать?
– Почему бы и нет, – сказал Радл. – Представляю, что любое предложение покажется ему благом по сравнению с тем, что он сейчас делает. Вы не знаете, адмирал у себя?
– Сейчас узнаю, господин полковник.
– Если он у себя, постарайтесь записать меня на прием к нему на сегодня. Пора сказать ему, как далеко мы зашли. Подготовьте мне план – хороший и краткий, одну страницу, отпечатайте сами. Я не хочу, чтобы кто-нибудь прослышал об этом деле, даже в отделе.
* * *
В этот момент полковник Курт Штайнер пребывал по пояс в ледяной воде Ла-Манша; в такой ледяной воде ему не приходилось быть никогда в жизни, она была холодней даже, чем в России, холод въедался в мозг, когда Штайнер сидел, сжавшись в комок под стеклянным куполом на своей торпеде.
Он находился почти в двух милях от северо-восточного края острова Олдерни и к северу от еще меньшего прибрежного острова. Вокруг стоял такой плотный туман, что порой Штайнеру казалось, он на краю света. Но он был не один. По обе стороны от него в воду уходили пеньковые канаты, соединяющие его, подобно пуповине, с унтер-офицером Отто Лемке слева и лейтенантом Риттером Нойманном справа.
Штайнер был поражен, когда его в этот день вызвали к начальству. Еще более удивительными были показания радара, указывающие, что вблизи берега находится судно, – ведь основной путь по каналу лежал гораздо севернее. Как оказалось позже, судно это, «Джозеф Джонсон», типа «Либерти», водоизмещением в восемь тысяч тонн, шедшее из Бостона в Плимут с грузом взрывчатых веществ, во время сильного шторма три дня назад получило повреждение руля. Трудности, связанные с этим происшествием, и сильный туман сбили его с курса.
Штайнер замедлил ход и подергал за канаты, чтобы предупредить своих товарищей. Через некоторое время они выплыли из тумана и присоединились к нему. Лицо Риттера Нойманна в черном капюшоне резинового костюма посинело от холода.
– Мы близко, господин полковник, – сказал он. – Уверен, что слышу их.
Унтер-офицер Лемке подплыл к ним. Курчавую черную бороду, которой он очень гордился, он отрастил по особому разрешению Штайнера в связи с тем, что подбородок Лемке был сильно изуродован русской пулей. Лемке был очень возбужден, глаза сверкали, и, по всей видимости, он считал все это большим приключением.
– И я слышу, господин полковник.
Штайнер поднял руку, призывая его помолчать, и прислушался. Приглушенная пульсация слышалась совсем близко, потому что «Джозеф Джонсон» шел ровно.
– С ним легко справиться, господин полковник, – Лемке улыбнулся, несмотря на то что зубы у него стучали от холода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114