А затем опираться только на свои
собственные силы? Или о том, что встретившиеся ему Словоблуды - это живое
воплощение наказания человеческого самомнения в вопросах религии?
- Он помрет, - сказала Пегги, - когда узнает, что настоящий
Поливиносел в это время совсем в другом месте, и что это ты сам вырядился
под него.
- Ну, я надеюсь, Темпер сумеет понять, что Мэхруд сохранил
Поливиноселу его истинное, ослиное обличье, как предметный урок? Уж если
Поливиносел смог стать богом, то и любой другой сможет, если он, конечно,
не совсем дурак.
Только я успел подумать, что точно такие же мысли в отношении Осла
приходили в голову и мне самому, как пробка из бутылки, находившейся в
корзине, выскочила, и ее содержимое - Отвар - вылилось на мое туловище.
Я обмер, опасаясь, что эти двое услышат хлопок, но они спокойно
продолжали разговор. Что не так уж удивительно - голос Аллегории грохотал,
как раскаты грома.
- Он повстречал на своем пути Любовь, Юность и Красоту, которые нигде
нельзя найти в таком изобилии, как в нашей долине, в образе Алисы Льюис.
Завоевать ее было очень непросто. Для этого нужно было полностью
измениться. Она отвергала его, манила, дразнила, почти довела до безумия.
Ему пришлось преодолеть целый ряд недостатков, таких как застенчивость,
стыд за свою лысину и отсутствие зубов, прежде чем оказаться в состоянии
завоевать ее, и все только для того, чтобы узнать, что те недостатки,
которые он сам себе приписывал, в ее глазах были достоинствами.
- А как ты думаешь, он найдет верный ответ на тот единственный
вопрос, который ты, в этом своем обличье, задал ему?
- Не знаю. Надо было, наверное, принять облик Сфинкса и задать
вопросы, которые задавал Сфинкс. В этом случае у него был бы хоть какой-то
ключ. Он догадался бы, разумеется, что человек сам по себе является
ответом на все старые, как мир, вопросы. И понял бы, куда я клонил, когда
спрашивал, куда человек - Современный Человек - движется.
- И, отыскав ответ, Темпер тоже станет богом.
- Если отыщет! - прогрохотал Аллегория. - Если! Мэхруд утверждает,
что Даниэль Темпер на добрых две головы выше среднего уровня людей в этой
долине. По натуре своей он - реформатор, идеалист, который не будет
счастлив, пока не вонзит свое копье в какую-нибудь ветряную мельницу. В
данном случае ему придется сражаться с ветряными мельницами внутри себя
самого, победить свои неврозы и душевные травмы, погрузиться в глубину
себя и за волосы вытащить бога, утонувшего в бездне своего "я". Если же он
не сумеет сделать этого, то ему не жить.
- О, нет, только не это! - задыхаясь, воскликнула Пегги. - Я уверена,
что Мэхруд не мог такое задумать.
- Именно это! - прогремел Аллегория. - Только так! Он говорит, что
Темпер должен или найти себя, или погибнуть. Этот человек сам бы не
захотел иного исхода. Он не удовлетворился бы, став одним из
счастливчиков, что передоверяют течение своей жизни богу или бутылке,
бесстыдно бездельничая под этим необузданным солнцем. Если ему не удастся
стать первым в этом новом Риме, он будет готов умереть.
Беседа была очень интересной, даже по самым скромным меркам, но я
перестал прислушиваться, внезапно осознав, что Отвар из бутылки продолжает
с шипением литься на мое тело. Еще чуть-чуть, и мешок наполнится
содержимым этой, как оказалось, бездонной бутылки, оно протечет наружу и
выдаст мое присутствие.
Не оставалось ничего иного, как сунуть палец в горлышко бутылки.
Поток слегка приостановился. А я начал снова прислушиваться к разговору.
- Поэтому, - говорил Аллегория, - он побежал к кладбищу, где
повстречал Козла Плаксивого, который вечно оплакивает всех своих и не
своих близких, однако категорически против того, чтобы любимые покойники
воскресли. Этот человек, отказывающийся поднять свою холодную, занемевшую
задницу с могильной плиты над своей так называемой возлюбленной - живой
символ самого Даниэля Темпера, оплакивающего свое раннее облысение и
возлагающего вину за это на таинственную болезнь и лихорадку. Того, кто
где-то в глубине души не хочет, чтобы его мать воскресла, поскольку она
всегда доставляла ему одни лишь неприятности.
Давление внутри бутылки внезапно поднялось и вытолкнуло мой палец.
Отвар хлынул такой мощной струей, что нужно было срочно выбирать одно из
двух - или быть обнаруженным, или с честью захлебнуться.
И, как будто одних этих неприятностей было мало, кто-то опустил на
меня тяжелую ногу, но сразу же убрал ее. Послышался голос, который я сразу
же узнал через много лет - голос профессора Босуэлла Дурхэма, ныне - бога
по имени Мэхруд. Теперь в нем была такая звучность и мощь, каких никогда
не бывало в его добожественные дни.
- Так вот, Дэн Темпер, маскарад окончен!
Застыв от ужаса я молчал.
- Я сбросил личину Аллегории и принял свой собственный облик, -
продолжал Дурхэм. - Это я был Аллегорией, которую ты не захотел
распознать. Аллегорией самого себя - твоего старого преподавателя. Но ты и
в былые дни никогда не хотел понимать аллегорий.
А как насчет этой, Дэнни? Послушай! Ты взобрался на борт ладьи Харона
- этой угольной баржи - и притаился в мешке, выбросив из нее останки своей
матери. Неужели же ты не обратил внимания на имя на табличке? Это как?
Бессознательно, но с умыслом?
Так вот, Дэн, мой мальчик, ты вернулся туда, откуда началось твое
бренное существование - в утробу своей матери, где, как мне кажется, тебе
всегда так хотелось оказаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28