Впрочем, все это мелкие интеллектуалистические разборки в сравнении с главной моей ложью: я назвал свои еврейские мелодии исповедью - а на деле сочинил роман "Зависть". Надо же - чуть не триста страниц подряд ухищряться позаковыристей выплеснуть презрение всем и всяческим Единствам, а на триста первой обнаружить, что это презрение лисицы к недозрелому винограду.
Но что делать, если иное презрение недоступно смертным...
Возвысившийся в зависти своей едва ли не до гениальности, - при таких-то скромных запросах: быть "просто человеком", то есть просто русским, - я мечтал быть только Васей Ивановым. Мне в голову не приходило замахиваться на какого-нибудь Дж. О'Тула или хотя бы Питера Козловски: нам целый мир чужбина, отечество нам наш Сталинабад. Ленинград, Волгоград, Целиноград - или Степногорск.
Моя Родина - не Россия, а СССР, то есть Советская Россия, типовая картинка моего детства, от которой сжимается сердце, а к глазам подступают давно уже не сладкие слезы - не плакучая березка и не курящаяся банька над прудом, а ржавый электромотор в мазутном ручье, расцветший малахитовой зеленью, сыпучие горы пропыленного щебня, оглушительная танцплощадка в горсаду, где меня встречали приветственными кликами: "Левчик, салют, Левчик, гони к нам!" - никогда больше я не знал этого счастья социальной полноценности. И когда тоска по Родине становится совсем уж невыносимой, я отправляюсь куда-нибудь на Кировские острова, через парк культуры и отдыха, где все еще геройствует гипсовый матрос с дисковым автоматом, за стадион - приземистый, блиндажеобразный храм невинных забав передыхающих эдемчан.
Там, на берегу сверкающего отравленного залива я снова оказываюсь у себя дома - на свалке. Среди битого кирпича, колотого бетона, драных бревен, ржавых гусениц, карбюраторов, сиксиляторов, среди гнутых труб, облезлых гармошек парового отопления, оплавленных унитазных бачков, сплющенных консервных банок, канистр, баллончиков из-под минтая, нитролака, хлорофоса, на целые версты простершихся вдоль морских ворот Петербурга, - на душу мне снова спускается покой.
То есть безразличие.
То есть счастье.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94