Нет? Я знаю, о чем ты думаешь.
– Нет, не знаешь.
– О нет, знаю. О чем может думать женщина? О приданом. Мы закажем его вместе в Париже, дорогая.
– Виктор, я совершенно не думала о приданом. Я только думала о том, что не могу венчаться в середине сезона – балетного сезона.
– Это еще лучше, еще лучше! Нет никакой необходимости венчаться в середине сезона; обвенчаемся до его начала.
Риппл широко раскрыла глаза. Затем она засмеялась:
– О, Виктор, ты шутишь.
– Шучу? Такими вещами я не шучу. По-моему, это были бы шутки очень дурного тона. Нет, я именно так и думаю, Риппл; думаю, моя дорогая, мы поженимся до начала этого проклятого сезона.
– Но, дорогой мой Виктор, ты не понимаешь. Мадам начинает сезон в субботу.
– Да? Но моей девочке нет никакого смысла там оставаться.
– Есть смысл, ты не понимаешь? Я занята во всех балетах, кроме «Духа огня», где замещала Мадам. Я танцую вместе с Кини и Дороти в «Греческой вазе». А в «Русалочке» танцую сестру русалки.
– Посмотрим, посмотрим. – Голос его звучал глубоко и ласково. – Эта тяжелая работа тебе не нужна. Оставь ее. Вместо нее повенчаемся теперь, Позволь мне сделать все для тебя! Я дам тебе все, чего может желать женщина, – клянусь, я сделаю это! Я сделаю тебя счастливой. Ты думаешь, женщины не были счастливее в те времена, когда предоставляли мужьям прокладывать себе дорогу вместо того, чтобы заниматься всем этим вздором – профессией и карьерой, зарабатывать деньги и тому подобное? Конечно, они были счастливее. Посмотри на мою мать!
– Да, конечно, миссис Барр очень счастлива, но она никогда не хотела ничем заниматься, кроме…
– Посмотри на свою мать!
– Моя тоже, – нерешительно сказала Риппл. Ей показалось, что она видит, как ее мать по-девичьи порывисто подняла голову над корзинкой с рукоделием. Ей почудилось, что она слышит страстный крик матери: – Ты думаешь, что, по-моему, ты не должна воспользоваться счастливым случаем? – Разве не может быть, что в душе матери Риппл жили мечты, ничего общего не имевшие с домом, мальчиками и всем остальным?
Но капитан Барр, видимо, не сомневался в своей правоте. Очевидно, он полагал, что все матери одинаковы.
– Да, посмотри на мою мать и на свою. Ты думаешь, они получили бы столько от жизни, если бы стали заботиться о своей карьере? Они лучше знали, в чем состоит счастье женщины. А ты этого не знаешь, Риппл.
Риппл открыла рот, чтобы ему возразить. Виктор закрыл его властным поцелуем. Он крепко обнял девушку и снова стал тем Виктором, каким был в первые недели знакомства, во время ее турне, когда он окружил Риппл неведомой ей прежде атмосферой влюбленности.
«О, – смущенно думала Риппл. – Не ошибалась ли я все это время? Может быть, я несправедливо считала его «торжествующим самцом»? Не должна ли я быть благодарна, как говорит тетушка Бэтлшип, что есть человек, который так трогательно обо мне заботится?»
А в это время глубокий голос Виктора продолжал ласково нашептывать ей на ухо. Она едва понимала, что он говорил то же самое, что так часто повторял раньше: «о великолепных летних днях, когда ничего не надо делать, а только наслаждаться ими», о зимних вечерах, когда огонь ярко пылает в камине, а Риппл сидит в глубоком кресле, и ей не нужно никуда уходить после обеда; она мирно сидит со своим мужем, «который обожает ее и готов ради нее в огонь и в воду». Риппл забыла сделать про себя обычное критическое замечание, что ей ни к чему, чтобы кто-то бросался ради нее в огонь, а из воды она выберется сама, так как хорошо плавает.
– Уютный дом, семейная жизнь, – нашептывал Виктор. – Это лучше, чем вечная погоня за успехом! Лучше, чем эта разношерстная толпа, которая к нему стремится!
Риппл мягко вставила: – Дело не только в успехе…
– И не в деньгах. Теперь дело не может быть и в деньгах! – ликующе воскликнул он. – Они у меня будут. У меня их будет достаточно.
– Дело не в деньгах и не в успехе, – неуверенно настаивала она. – Есть нечто большее, чем то и другое…
– Но, дорогая! Если я дам тебе взамен то, что в тысячу раз лучше.
– Я не знаю. О, Виктор, я не знаю, не знаю, что сказать…
– Скажи только одно слово!
– Но не сейчас! Не сейчас! Пожалуйста…
Их страстный спор был прерван звуком призывавшего к завтраку гонга.
II
Риппл хотела освободиться из его объятий. – Пусти! Нехорошо заставлять твою мать ждать. Мы не должны так поступать.
– Она поймет, если мы опоздаем. Она была в таком же положении!
Но Риппл отстранилась от него.
– Один поцелуй, сначала один поцелуй!
Он наклонил к ней свою блестящую темноволосую голову, свое решительное, смуглое, пылающее теперь лицо, которое Риппл впервые увидела в один из ноябрьских вечеров. Тогда оно показалось ей воплощением мужской красоты и обаяния, символом всемогущего влечения и самой любви…
На мгновение, когда Риппл уклонилась от его ласк, она снова увидела его прежним. Это было в последний раз: таким она его больше никогда не видела.
III
Они возобновили этот разговор в начале недели, когда капитан Виктор Барр приехал к Риппл и пригласил ее позавтракать. Здесь тоже дало себя знать его новое положение. Он пригласил ее в ресторан «Биркли». До того они завтракали в различных местах, на Пикадилли или на Джермин-стрит. Однажды, шутки ради, она повела его в тот славный оригинальный ресторанчик за «Колизеумом», где как-то вечером официант, бледный итальянец с болезненным лицом, спросил ее: – Что вы будете пить, мисс? – и Риппл ответила: – Молока, пожалуйста. – Нельзя сказать, чтобы Виктор проникся прелестью этого места. Он сдержанно заметил: – О, это очень забавно, дорогая, но не то… Это не такое место, куда можно пригласить женщину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84