Восторг Виктора Барра от того, что он наконец в состоянии позволить себе пойти в более дорогой ресторан, мог показаться трогательным, если бы не был столь очевиден. Он занял столик заранее и, чтобы не привлекать внимания официантов, дал им на чай вперед, Риппл запоздала, так как с девяти утра была на репетиции. Она безукоризненно исполнила роль самой Мадам в «Русалочке» и была еще полна этим успехом.
– Вот и ты, наконец, – сказал Виктор, направляясь к ней. – Идем! Вот наш столик. Что мы будем есть сегодня?
К ним подлетели официанты. Капитан Барр заказывал самые дорогие блюда. Ему хотелось побаловать свою Риппл в этот день, когда она так отличилась.
Но она выбрала себе какое-то молочное блюдо с яйцами, замороженный виноград и фруктовый салат без сливок. От клубники из оранжереи она отказалась, хотя был очень жаркий день.
– Возьми клубнику, дорогая, – сказал капитан Барр, которого ее отказ, видимо, забавлял. Он взглянул на нее, как бы говоря: «Клубника в семь шиллингов шесть пенсов ничего теперь для меня не значит». Вслух же он добавил: – Не каждый же день у нас праздник, как говорит твой отец!
Риппл подумала: «Я скажу Виктору, – да, мне надо сказать ему, чтобы он не повторял слова папы, если не хочет оттолкнуть меня от них обоих. Со мной всегда так бывает. Я сама виновата, но у меня ужасное чувство, что этот завтрак не доставит мне удовольствия».
– Подайте клубнику, – заказал Виктор Барр так решительно, что она не отважилась сказать то, что действительно думала:
– Я просто не люблю оранжерейную клубнику – не люблю ничего искусственного. Я люблю только фрукты, которые вырастают вовремя, так что их можно рвать самой.
– Теперь выпьем шампанского.
– Нет, благодарю, Виктор, я лучше не буду. – Она собиралась сказать: – Я не смогу после этого танцевать как следует. Так говорит Мадам. Она говорит, что любит шампанское, но оно вредит ее работе, и за завтраком она не пьет ничего, кроме стакана холодного лимонада.
Однако Виктор заказал официанту шампанское, и теперь вино пенилось в их бокалах.
– Мы должны выпить сегодня, – довольно заявил Виктор. Девушка сразу почувствовала что-то необычное в его манере держаться, чего она не могла точно определить. Был ли это вызов, бравада или угроза? Почти тотчас же он сказал: – Мы повенчаемся теперь же, Я уже решил. Все устроено. Тебе не надо ни о чем заботиться. Я уладил все относительно разрешения в церкви. Венчание назначено на субботу утром.
– На субботу утром? – Лицо девушки внезапно застыло над стоявшими на столе розовыми цветами.
– Совершенно невозможно, совершенно невозможно, – ответила она уже не робко. – В субботу – первое выступление Мадам. Утром я буду на репетиции.
– Ты не пойдешь на репетицию, – непоколебимый ответ прозвучал, как удар молота. – Это поразит тебя, моя дорогая девочка. Не будет больше у тебя репетиций, никогда.
– Никогда? – Риппл опустила вилку. – Что ты хочешь сказать, Виктор?
– Но ведь когда мы поженимся, со всем этим придется покончить.
– С моим выступлением в «Русалочке»?
– Да, несомненно, – убежденным тоном сказал Виктор Барр.
Мир рушился вокруг нее от его слов. Он имел в виду не только ее выступление в «Русалочке». По его мнению, надо покончить со всем. Он сказал: – Несомненно.
Это был громовой удар для Риппл, хотя в сущности так не должно было быть. Она мысленно обратилась к прошлому: мгновенно перед ней пронеслись месяцы их знакомства.
Все это время она понимала, что ему не нравится ее профессия, но не могла себе представить, что он попытается заставить ее порвать с балетом. Однажды Виктор сказал ей, что считает себя человеком широких взглядов; по его мнению, девушка может стать балериной и оставаться светской женщиной. Он говорил, что имеет в виду не только Риппл и знает других танцующих в балете девушек, которых мужчина охотно познакомил бы со своей матерью и сестрами. Думал ли Виктор так, когда говорил, или только старался убедить себя в этом?
Иногда девушке казалось, что он ей сочувствует. Когда она объясняла ему, что танцы для нее то же самое, что инженерное искусство для строителя мостов или картина для художника, Виктор соглашался:
– О да, дорогая, я знаю.
Но теперь? Теперь Риппл знала слишком хорошо, знала безошибочно: в глубине души Виктор, истинный Виктор, ненавидит то, чем она живет, ненавидит ее профессию. Он сказал, что со всеми ее делами надо покончить, и хочет этого.
После его слов наступило долгое неловкое молчание. Заглушая ресторанный шум, заиграл оркестр и раздались звуки самой веселой из мелодий – польки из «Летучей мыши». Никогда впоследствии Риппл не сможет услышать эту польку, не вспомнив неловкости того момента, когда она прозвучала в ресторане. Виктор, однако, был вполне доволен собой. Он вел себя как истый мужчина. Его любовь сметала все на своем пути, сбивала с ног его возлюбленную, вихрем уносила ее…
Отчетливо и весело разносилась мелодия по ресторану. Под ее отрывистые звуки Риппл Мередит ответила:
– Я не могу нарушить свое обязательство, Виктор. У меня контракт.
На это молодой человек ответил четырьмя словами, которыми поколения мужчин разрешали любую женскую проблему:
– Я заплачу за все.
– О, – протяжно и тихо вымолвила Риппл.
Эти четыре слова были последним ударом топора, который окончательно срубил некогда цветущее зеленое дерево. К ногам Риппл рухнуло это дерево – ее привязанность к Виктору. Может быть, тогда она не вполне все осознала, но рухнуло оно в тот самый момент.
IV
Вокруг нее слышался говор нарядной лондонской публики и пели скрипки. Виктор Барр продолжал, и его слова ударяли по корням срубленного дерева:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84