Не думаю, что в
этих обстоятельствах следует считаться с его религией. Кто-нибудь из вас
хочет вернуться в лагерь? Вертолет готов... Нет? Хорошо. Тогда идите
дальше и ради любви всех людей будьте в следующий раз осторожнее!
Потребовалось немало времени, чтобы выкопать могилу теми
инструментами, которые были у них с собой. Рорванцы помогали, а потом
принесли груду обломков, чтобы образовать могильный холм. Эвери взглянул
на Торнтона.
- Не скажете ли несколько слов? - очень мягко спросил он.
- Если хотите, - ответил марсианин. - Он был не моей веры, вы знаете,
и здесь никого из его религии. Поэтому я просто скажу, что он был хорошим
человеком.
Было ли это лицемерием, размышлял Лоренцен. Торнтон, для которого
Фернандес был папистом; Гуммус-луджиль, проклинавший его за шумливость;
фон Остен, называвший его слабаком и дураком; Эвери, для которого
Фернандес был еще одним поводом для беспокойства; он сам, никогда не
сближавшийся с этим человеком; даже рорванцы - они все стояли вокруг
могилы. Больше ничего они не могли сделать для мертвого под этими скалами,
хотели ли они сделать больше, когда он жил?
Когда они кончили, было уже слишком поздно пускаться в путь. Они
собрали сухие ветви и траву для костра, поужинали и сидели молча.
Джугац и Эвери начали свои лингвистические занятия; фон Остен угрюмо
свернулся и уснул; Торнтон читал библию в тусклом свете костра; остальные
рорванцы шепотом переговаривались друг с другом. Костер громко стрелял, за
освещенным кругом виднелась залитая лунным сиянием земля, ветер свистел в
деревьях. Тут и там в темноте раздавались крики животных. Это была не
земная ночь - люди никогда не знали такой ночи, не знали этого холодного
звездного неба с огромным полукругом - созвездием, не слышали таких
звуков. Далеко до дома, долго придется блуждать душе Мигеля Фернандеса,
пока она доберется до зеленых долин Земли.
Лоренцен почти бессознательно бормотал слова древней песни и смотрел
на смутно вырисовывающийся красноватый от костра могильный холм. Тень и
свет колебались на нем, казалось, он шевелится, будто человек, лежащий под
ним, слишком любил жизнь, чтобы успокоиться.
Подошел Гуммус-луджиль и тяжело опустился рядом с ним.
- Одного нет, - пробормотал он. Колеблющийся свет озарил резкие черты
его лица. - Сколько еще погибнет?
- Гамильтон опасался как раз подобных вещей, - сказал Лоренцен. - Не
землетрясений, не чудовищ, не большеголовых спрутов, а змей, микробов и
ядовитых растений. Он был прав.
- Существо с цианидом в пасти - что за метаболизм должен у него быть?
У него не может быть такая, как у нас кровь. - Инженер вздрогнул. -
Холодная ночь.
- Это можно преодолеть, - сказал Лоренцен. - Если больше опасаться
нечего, тогда еще неплохо.
- О, конечно, конечно. Я бывал в переделках и похуже. Тут эта
проклятая внезапность. Вы ведь тоже едва не дотронулись до нее. Я видел.
- Да... - Лоренцен почувствовал озноб при этой мысли. Только сейчас
до него дошло. Аласву не предупредил его. Он заставил себя успокоиться и
последовательно обдумать все происходившее. Рорванец Аласву не оттащил его
от ядовитой ящерицы.
Он посмотрел на маленькую группу туземцев у костра. Они сидели в
тени, только их глаза сверкали во тьме. О чем они думали? Что готовили для
этих пришельцев со звезд?
Он хотел сказать Эвери... нет, пока не нужно. Возможно это
случайность. Может быть, эти ящерицы редки, может, эта группа рорванцев
никогда не видела их раньше. Аласву сам был в нескольких сантиметров от
нее. Туземцы не могут быть так глупы, чтобы надеяться обставить убийство
всех людей как несчастный случай!
Но "Да Гама" никогда не вернулся назад. Он с усилием повел плечами.
Он устал, возбужден, его подозрения ребяческие, и он знал, что Эвери так
их и воспримет. А если он расскажет фон Остену, немец захочет расстрелять
рорванцев на месте. Гуммус-луджиль и Торнтон... нет, не сейчас, вначале он
должен убедиться сам, прежде чем выставлять себя на посмешище.
Он посмотрел в темноту на западе. Они шли туда, в горы, в каньоны и
ущелья, где на узких скользких тропах могло все случиться. И они не могут
повернуть назад, хотя не имеют ни малейшего представления о том, что их
ожидает.

11
Местность быстро поднималась, пока они не начали пробираться через
путаницу скалистых холмов, среди огромных зарослей кустарника, через
журчащие речки, чья холодная вода кусала их ноги, как зубами. Трудно было
идти за рорванцами; их легкие фигуры быстро передвигались по неровной
местности; у Лоренцена пересыхало горло, когда он, тяжело дыша, торопился
за ними.
Однажды вечером, через неделю после смерти Фернандеса, Гамильтон
спросил по радио:
- Что за чертовщина с вашими проводниками? Вы вновь свернули
севернее. Почему они не ведут вас прямо?
Гуммус-луджиль удивился, но передал вопрос Эвери.
- Спросите одного из этих волосатых уродов. Я уже болен от ходьбы.
- Я уже спрашивал, - сказал психолог. - Разве я вам не говорил? Но
ответ относится к совершенно непонятным, непереводимым фразам языка. У
меня создалось впечатление, что впереди опасная территория и мы должны ее
обогнуть.
Гуммус-луджиль передал ответ Гамильтону, который закончил разговор
щелчком, соответствующим ворчанию. Турок вздохнул.
- Не очень многое можем мы предпринять, - сказал он.
Торнтон засмеялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34