Все воспринималось вместе и, одновременно, по отдельности. Каждую клетку кожи покалывала сотня иголочек, посторонние мысли выметались вон, уступая место только одной цели.Айсу потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что я задумала. Затем он послушно полез и свою сумку и достал перчатки.— Ты не можешь драться. У тебя нет оружия и правил ты не знаешь, — Айс выглядел ошарашенным и потерянным. За меня, что ли, испугался?— Оружие есть, а вот выбора правда нет. Меня оскорбили? Значит, придется драться. Найдется, чем клеймо закрыть? — я попыталась вынуть из-под куртки нож. Не получилось. То, что я постепенно вытягивала на свет, было чем угодно, только не ножом. Оставалось дивиться, как такой громоздкий предмет уместился у меня за пазухой. Больше всего оружие походило на двуручный меч, который зачем-то отрастил пару дополнительных лезвий у рукояти и четверку шипов на середине лезвия. Длина клинка была около полутора метров. Странно, но его вес нисколько не увеличился.Айс, в отличие от меня, воспринял метаморфозу совершенно спокойно. Сказывался многолетний опыт обращения с оружием. Он вынул из-за голенища сапога небольшой, со скошенным краем нож, и одним ловким движением отрезал полу своей рубашки. Потом разделил лоскут на несколько полос, и, стараясь не прикасаться к мечу, осторожно обмотал ими рукоять и верхнюю часть лезвия. На все у оборотня ушло не больше полуминуты.— Сабира, не надо...— Молчи, — я боялась, что любое лишнее слово нарушит концентрацию, расколошматит ее грубым молотком.— Его меч, — если бы не обострившийся слух, я бы не разобрала ни слова из того, что прошелестел оборотень. — Моя работа. Клинок хороший, но тонкий и легкий. Против твоего не выстоит. От сильного удара лезвие сломается у рукояти. Только бить надо на пару дюймов выше эфеса.— Спасибо.Оставалось только встать и запустить в сабира грязной меховой перчаткой. Что я и проделала, жмурясь от удовольствия. В тот миг я была самым примитивным существом, чем-то вроде агрессивной инфузории-туфельки — весь диапазон стремлений сузился до минимума — осталось только жгучее желание посмотреть, какого цвета у сабира кровь. Страха не было и в помине, для него просто не оставалось места в груди у того чудовища, в которое я превращалась. Меч привычно уместился в руке, будто с детства я только и делала, что упражнялась во владении клинком.Реакция у Лайона была великолепной, он обернулся ровно за миг до того, как перчатка соприкоснулась с его затылком, и отбил ее легким движением руки.Теперь я смогла рассмотреть его подробней: выше меня примерно на полголовы, черные волосы волнами обрамляют лицо, точеное, словно у статуи эпохи Возрождения. На воротнике белоснежной рубашки восемь аметистовых роз — знаки победы в ранее одержанных поединках, взгляд зеленых, как весенняя листва, глаз полон искреннего недоумении.Затем в течение пары секунд мне представилась возможность пронаблюдать почти мгновенную смену эмоций. За удивлением калейдоскопом мелькнули гнев на того, кто осмелился нарушить его покой, затем брезгливость при виде грязной куртки на моих плечах, потом интерес, скорее вызванный вороньим клинком, чем моей жалкой и задрипанной персоной, и, наконец, веселье.— Приношу свои извинения, — голос у сабира был мягкий и бархатный, как шкура пантеры. Таким легко соблазнять женщин и вести с трибуны политические дебаты, втаптывая противников в грязь богатством интонаций и едва заметной иронией. Он окутывал, завораживал, как хорошие духи, и одновременно пьянил, словно стакан коньяка на голодный желудок. — Я...— Извинения не приняты, — поддаваться магии этого голоса в мои планы не входило.Я воткнула меч в мозаичный пол. Лезвие без труда вошло сантиметров на десять и остановилось, не в силах проникнуть сквозь черный камень.Теперь в глазах Лайона смешались растерянность и разочарование: он-то думал отделаться легким трепом, покорив оборванку своим обаянием, а тут на тебе — лезет на рожон, драки требует.— Я не фехтую с женщинами, — сабир, наконец, нашел весомый с его точки зрения аргумент и отвернулся с видом оскорбленной невинности. Девушка в зеленом платье, стоящая рядом с ним, бросила на меня презрительный взгляд и победоносно улыбнулась.Я пожала плечами и скучающе облокотилась на меч, обводя взглядом присутствующих, чье внимание было теперь сосредоточено исключительно на мне и спине сабира.— Трусость и самоуверенность — худшие из пороков. Видимо, мне в глаз попала соринка, потому что сначала ты показался мне мужчиной, но теперь... — говорила я спокойно, не повышая голоса. И о том, что отсутствие рода накладывает несмываемую печать, и что разбавленная кровь никогда уже не сравнится с чистой. И о том, что розы на куртке означают лишь верный выбор противника, а не умение владеть мечом.После первых же слов спина Лайона напряглась, а на втором предложении он обернулся: его лицо утратило всю свою утонченность, аристократическая маска была отброшена в сторону, и теперь на меня с ненавистью смотрел разъяренный зверь — не хватали только клыков и ощеренной пасти.Не обращая внимания на побагровевшее лицо сабира, я оповестила присутствующих о нескольких фактах, касающихся генетики, а также о возможных последствиях.— Где и когда?! — у него все-таки не хватило силы воли дослушать.Я улыбнулась.— Здесь и сейчас. Хотя... — люблю делать многозначительные паузы. Собеседника такой интервал выводит из себя не хуже десятка ругательств, — ... могу дать тебе десять минут, чтобы счистить с меча ржавчину. Он, поди, зарос ею по самое острие...Не знаю, каких трудов стоило сабиру не броситься на меня немедля, но он сумел сдержаться:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81