— Не скули. Гарет все верно сделал, — о, его превосходительство командор пожаловал. — И дуэль сегодня была очень кстати. У мальчика хорошие задатки. Он продержит ее до утра...Мягкие вышитые сапоги прошлись мимо стола, потом развернулись и прошли еще раз.— Так молодой гошподин знает...— У Гарета мозгов меньше, чем у канделябра, только и умеет, что мечом махать, да за юбками волочиться. А иного мне от него и не надо, — командор хмыкнул и, обойдя стол, уселся в кресло. Теперь мне открывался потрясающий вид на начальственные ноги. Только бы ему не пришло в голову придвинуть кресло ближе. Я тихо подтянула колени к подбородку и скорчилась в позе эмбриона. — Что со свитками таиров?Библиотекарь залопотал о каких-то сложностях с расшифровкой и плохой сохранности.— Довольно, — резко прервал его командор. — Сегодня ты мне больше не понадобишься.Послышались шаркающие шаги, а затем стук двери — хранитель удалился.Командор что-то писал — до меня долетал шорох пера по пергаменту, иногда вставал со своего места и уходил вглубь библиотеки. По моим меркам, я уже часа два сидела, скрючившись под столом, а его превосходительство уходить не собирался. Отлучки к шкафам были слишком короткими, чтобы за это время успеть добежать до двери. А выбираться отсюда нужно было как можно скорее. Уж очень беспокоили планы командора по удержанию меня в покоях Лайона. Когда сабир в очередной раз направился к стеллажам, я и решила рискнуть.Так быстро, как только позволяли затекшие без движения ноги, на карачках, я выползла из-под стола и огляделась — спина командора как раз скрылась в одном из проходов между шкафами. Мысленно скрестив на удачу пальцы, так и не поднимаясь с четверенек, я споро прошебуршала к дверям, потянула на себя створку и просочилась в образовавшуюся щель. Теперь оставалось только прикрыть за собой створку, и дело в шляпе. Что я и проделала, с трудом поборов искушение задвинуть засов, и тем запереть командора в подземелье. Все равно ведь выберется. Вынесет к чертям полстены, а потом откусит мне голову за такие фокусы.За дверью начиналась винтовая лестница, почти точная копия той, по которой я попала в библиотеку. Плюнув на все предосторожности и на то, что старикашка-хранитель мог поджидать меня двумя витками выше, я молнией рванула наверх. Марафон окончился около гобелена, маскирующего вход. Мельком подивившись такому нехитрому прикрытию, я его отодвинула и очутилась в личном кабинете командора. Гобелен оказался той самой картой, которую мне приходилось рассматривать во время принудительных бесед с его превосходительством.Дорогу от кабинета до галереи я помнила наизусть, поэтому, осторожно приоткрыв двери и убедившись, что за ними никого нет, опрометью бросилась бежать. Распоясавшаяся шизофрения в виде внутреннего голоса упрямо твердила, что торопиться некуда, и все плохое, что могло случиться — уже произошло. Проигнорировав мудрые мысли, я продолжила забег: час был уже поздний и, к счастью, по дороге мне никто не встретился. Влетев в башню, со скоростью метеора я рванула на второй этаж, не замечая, как под моими ногами ухнули в никуда две ступени лестницы.Распахнув двери комнаты, я замерла как вкопанная. Все были на месте, живы-здоровы, и мало того, оказалось, что в нашем полку прибыло.Рядом с местом, где я обычно сплю, стоял на коленях какой-то тип, одетый по последнему слову нищенской моды, и рассматривал мой клинок. Даже от дверей я ощутила, как недоволен меч этим пристальным разглядыванием — замер, готовый ударить, как только незнакомец коснется рукояти. Но бродяга не спешил дотрагиваться до клинка, он осторожно водил грязной рукой вдоль воображаемой линии, словно дразня оружие. Слипшиеся, нечесаные патлы неопределенного цвета почти полностью закрывали его лицо.— Что тут происходит? Это еще кто такой?Ольт пожал плечами, оборотни опустили головы, сэты, похожие на двух летучих мышей, лишь зыркнули на меня из своего угла и поспешно отвернулись, а оборванец даже не поднял головы. Тут я заметила, что кроме меча, который я, уходя, всегда прикрывала шкурами и соломой, на свет были извлечены рюкзак и компас. Похоже, что их осмотрели и откинули в сторону, найдя неинтересными: рюкзак валялся рядом с очагом, а компас отсвечивал треснувшим циферблатом из-под груды соломы.— Кто давал разрешение рыться в моих вещах? — в груди медленно, но верно закипал гнев.Бродяга поднял голову. Лицо у него оказалась непримечательное, смазанное. С таким лицом нужно выбирать профессию преступника — ни одна милиция не сможет составить фоторобот. Единственное, что выделялось на этой пребанальнейшей и грязной физиономии, глаза. Синие, холодные и абсолютно бездушные, словно оборванец скончался сотню лет назад. На миг мне стало страшно. Кем бы ни был странный гость, но, если он одним взглядом может довести до мелкой дрожи в коленях — это не к добру.— Кто ты такой?Пару секунд оборванец разглядывал меня. Внимательно и безразлично — так египетские сфинксы смотрят на бегающих по развалинам храмов туристов. Потом с трудом разлепив губы, медленно проговорил:— Уходи, сабира. Если хочешь жить.Ага, сейчас, все бросила и ушла. Чтобы меня запугать, одних слов недостаточно.— Отойди от моего меча, — также медленно проговорила я и улыбнулась.— Это не твой меч.— Мой! Убери от него свои грязные лапы. Если хочешь жить, — я с точностью до полутона скопировала интонации бродяги. Страх испарился, сменившись ненавистью, которую передавал мне клинок. От соломы и шкур, на которых лежал меч, начали подниматься сизые струйки дыма. Такого сильного чувства он не испытывал даже к сабирам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81