Стоя у сцены, Салман Рушди беседовал с группой возбужденных молодых людей. В дальнем конце справа от меня Кеннет Бранах и Эмма Томпсон вели поистине королевский прием гостей. Еще чуть дальше я разглядел Ванессу Рэдгрейв и Артура Миллера. Я был единственным человеком, о котором никто из присутствующих никогда прежде не слышал. Ни разу в жизни я не чувствовал себя до такой степени не в своей тарелке, как сейчас.
— Мартин, считай, что это для тебя очередной маленький тест. Я знаю, ты не в восторге от подобного окружения, но мне хочется, чтобы ты обрел некоторый опыт в светском общении. Если ты окажешься достаточно смекалистым, то тебя пригласят на торжество для узкого круга с участием лауреатов, которое состоится чуть позже.
— Да как же я смогу этого добиться? Ведь я даже пары слов толком связать не сумею. Я работаю в мебельном магазине и здесь чувствую себя явно не в своей тарелке.
— Чепуха. Просто тебе надо вести себя более уверенно. А пока, закатай рукав и дай мне руку. Возможно, со стороны это будет выглядеть странно, однако эта публика настолько увлечена собой, что не обратит на нас ни малейшего внимания.
Я сделал, как велел Спанки, и он сильно сжал мне руку чуть выше запястья. И снова я испытал знакомое мне покалывание.
— Ну вот, теперь к тебе перешла частичка меня самого, этого вполне достаточно, чтобы ты обрел уверенность в себе. А сейчас — давай действуй— И не волнуйся, я буду рядом и в случае необходимости выручу-
— Я в полной растерянности и не способен вымолвить ни слова.
— Ну что ж, тогда придется помочь тебе взять старт с места.
Спанки с силой хлопнул меня по спине и тут же исчез.
У меня в голове словно что-то вспыхнуло.
— Как мне представляется, — услышал я собственный голос, — пора уже перестать относиться к тексту пьесы как к чему-то незыблемому и неприкосновенному и вообще положить конец полной зависимости театра от сценария.
Я обвел взглядом сидевших за столом знаменитостей. Артур Миллер недовольно покосился в мою сторону.
Все остальные тоже насторожились. Я чувствовал, как на лбу у меня выступают капли пота, и был готов убить Спанки.
— Это сказал Арто, не так ли? — спросила очаровательная блондинка с короткой стрижкой, отправляя в рот кусочек лососины.
— Я... э-э… — Похоже, муза вложила в мои уста всего одну фразу, после чего навсегда покинула меня.
— Речь идет не о безоглядном перенесении на сцену современной разговорной речи, а о том, чтобы слова наилучшим образом передавали замысел автора, не так ли?
И это сказала, обращаясь ко мне, сама Эмма Томпсон. О Бог мой, она разговаривала со мной! Я принялся лихорадочно рыться в кладовой своей памяти в надежде произнести какую-нибудь мало-мальски умную фразу. Господи, да у нее же есть “Оскар”!
— Ну-ну, продолжай, — услышал я шепот Спанки. — Сейчас я подкину тебе еще кое-что.
— Мы не можем и дальше проституировать на идее театра, единственная ценность которого состоит в мучительной и одновременно магической связи с реальностью, — заявил я.
— А теперь я просто уверена, что вы цитируете Арто, — проговорила Эмма, грозя мне пальчиком. — Разумеется, он сошел с ума, хотя, возможно, это произошло именно потому, что тоже не устоял перед этой самой магической связью.
— А я просто обожаю театр жестокостей, — проговорила блондинка, доедая свою лососину. — Насколько я поняла, вы разделяете взгляды покойного Антуана, не так ли, мистер....
— Росс, Мартин Росс. Я... драматург-
— Прошу меня извинить, но я незнакома, с вашими работами.
Она собралась было снова заняться содержимым своей тарелки, но теперь я уже знал, что Спанки пристально наблюдает за мной, оценивая каждую мою реплику.
— Как и я, увы, незнаком с вашими, — дерзко парировал я.
К моему удивлению, она взглянула на меня и улыбнулась:
— Означает ли это, что мне удалось наконец отыскать в этом зале единственного человека, не видевшего мою Дездемону?
— Дорогая, — сказал Кеннет, — я уверен, что все уже имели возможность увидеть вашу Дездемону. До меня донеслось чье-то льстивое хихиканье.
— А вот этот молодой человек, судя по всему, не видел, — проговорила блондинка, томно протягивая мне руку то ли для поцелуя, то ли для рукопожатия. — Аманда Гилгуд. В настоящее время свободна.
Я поцеловал ей руку.
— Как мило с вашей стороны! — с придыханием произнесла она, слегка поправив декольте. — Скажите, мистер Росс, а не найдется в вашей новой пьесе местечка также и для меня?
— Откуда вам известно, что я написал новую пьесу? — спросил я.
— Иначе вы не были бы здесь. А сидели бы у себя дома и пыхтели над вторым актом. Кстати, о чем вы пишете?
Пришлось призадуматься. Я устремил глаза в потолок и, прищурившись, постарался изобразить необычайную сосредоточенность.
— Я ставлю цель показать атмосферу страха, в которой постоянно пребывает человек, живущий в большом городе, — ответил я.
— То есть никакой хореографии, — вставил Кеннет.
— Не говори глупостей, Кен, — пожурила его Эмма. — Он просто пошутил, мистер Росс. Уверена, что у вас получаются прелестные пьесы.
Она одарила меня чарующей улыбкой.
— С Бранахом у вас получился бы самый настоящий хит, — заметила Аманда, на которую мои слова явно произвели впечатление. — Скажите, а ваши пьесы способны вызвать у меня жуткие ощущения?
“Ты даже представить себе не можешь, насколько они будут жуткие”, — подумал я.
Пока проходила церемония вручения премий, мы успели опорожнить несколько бутылок шампанского, сопровождая каждый новый раунд аплодисментов глотком из “расклешенных” бокалов. По завершении торжественной церемонии мы, уже рука об руку, направились вверх по широкой лестнице — оказывается, нас обоих пригласили на торжество лауреатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102