— Добрый вечер, Мартин. Постараюсь сразу перейти к делу. Я полагаю, что время для традиционного обмена любезностями истекло, не так ли? Ты всерьез вознамерился не допускать меня в свое тело.
— Но почему это должен быть именно я? Почему не кто-то другой?
— Потому что я никогда не проигрываю. Еще ни разу мне не доводилось терпеть поражение, не потерплю его впредь, не будет его и в данном, конкретном случае.
— На моем месте должен быть кто-то другой. Что сталось с Мелани Палмер, с той самой женщиной, которую ты лишил зрения?
— Ей с самого начала отводилась резервная роль — на тот случай, если подготовительные меры в отношении тебя почему-либо дадут сбой. Она отличалась слишком высокой степенью эмоциональной нестабильности чтобы я мог посчитать ее идеальным образцом. Когда же ты попросил меня помочь тебе, потребность в ней и вовсе отпала.
Таким мне его еще ни разу не доводилось видеть. Спанки ходил вокруг моей койки, нервно вертя в руке монету: вид у него был явно напряженный, взвинченный. Я же снова и снова мысленно спрашивал себя, что все же случится, если он и в самом деле потерпит поражение, и это заставляло меня всеми силами противостоять ему. Более того, мне хотелось быть свидетелем его поражения, увидеть все собственными глазами.
— Итак, я уже имел возможность убедиться в том, что на свою жизнь тебе наплевать, — проговорил он, в очередной раз читая мои мысли. — Не убеждает тебя и смерть других людей.
— Если ты хотя бы пальцем тронешь мою семью, я покончу с собой, и тогда ты уже никогда не сможешь заполучить меня. Ты это знаешь.
— Мартин, я постараюсь быть с тобой максимально честным, — сказал он, гневно наставляя на меня свой палец. — Мне еще ни разу не доводилось сталкиваться с ситуацией, когда простой смертный занимал бы подобную... позицию, и это меня крайне удручает. Настолько сильно удручает, что я испытываю все более непреодолимую потребность причинять боль. Итак, Мартин, я сейчас в одиночку, без тебя отправляюсь в город. Если бы ты просмотрел сегодняшние газеты, то понял бы, что я уже начал действовать. Я никогда не испытывал уважения к человеческой жизни, однако теперь буду истреблять людей в огромных количествах. Но ты еще можешь меня остановить, пока все еще в твоей власти. Скажи одно-единственное слово, и убийства прекратятся. А если ты вздумаешь каким-то образом нанести ущерб своему телу, то я захлестну этот город волной такого жестокого насилия, подобного которому он не видывал со времен немецких бомбардировок. Ты хорошо меня понял? Он остановился и посмотрел на часы.
— Ну что ж, настало время идти убивать. Разыщи меня, Мартин. Разыщи и сдайся мне. Причем постарайся сделать это как можно быстрее.
Свойственной ему быстрой походкой он вышел из палаты, на сей раз даже не потрудившись вызвать какую-нибудь очередную мерзкую галлюцинацию. Стоявшие на тумбочке часы показывали без пяти минут десять. Итак, для разрушений у него впереди была целая ночь. Я хотел было приподняться на койке, однако мышцы ног тут же отозвались на эту попытку спазмом обжигающей боли.
Я был уверен в том, где смогу его отыскать. Спанки всегда нравилось демонстрировать мне, насколько легко он умеет читать мои мысли. Теперь же настал мой черед продемонстрировать аналогичные способности.
Итак, я должен был немедленно покинуть больницу. На одной из стоявших рядом со мной тумбочек лежал свежий выпуск “Ивнинг стэндард”, первая полоса которой возвещала о человеческой смерти: в одном из мусорных баков, в переулке неподалеку от Лейстер-сквер, бригада мусорщиков обнаружила труп молодой женщины. В статье содержался намек на то, что предварительно жертва подверглась жестоким истязаниям. Полиция все еще не считала возможным сообщить подробности ни о личности убитой, ни о том, в каком состоянии она находилась. Явно с целью помочь читателям получить более наглядное представление о случившемся, в газете помещался фотоснимок переулка — зловещая черно-белая картинка — с помеченным стрелкой местом, где стоял тот самый злополучный мусорный бак.
Я знал, что это преступление — дело рук Спанки, и потому пристально всматривался в фотоснимок, максимально напрягая свои органы чувств, словно пытаясь отыскать его, бродящего по темным городским улицам. В данный момент он был где-то там, выбирая заведения вполне определенного типа, в первую очередь бары и танцклубы, и намечая своих будущих жертв, смерть которых, скорее всего, так и останется никем не замеченной и никем не оплаканной.
Больницу я намеревался покинуть сразу после того, как на дежурство заступит ночная смена, но для этого мне требовались одежда и хоть какие-то деньги. Более того, мне был просто необходим надежный, заслуживающий доверия помощник. О том, чтобы обратиться за помощью к Дэбби, не могло быть и речи, Лаура же находилась слишком далеко от меня. Лучше всего для этого подошла бы Лотти, однако я был все же не готов к тому, чтобы подвергать ее жизнь такой опасности.
Мою окровавленную рубашку выбросили, а изодранные брюки сестра куда-то спрятала. В прикроватной тумбочке лежало содержимое моих карманов — поистине царское богатство в размере пятидесяти пяти пенсов. С трудом доковыляв до находившегося в коридоре телефона-автомата, я набрал ее номер.
— Я могла бы помочь тебе получить профессиональную помощь, — прохладным тоном ответила Лотти. — Ну, кого-то, кто объяснил бы тебе причину всех этих... галлюцинаций.
— Не нужен мне никакой доктор, — шепотом прервал я ее, прекрасно понимая, сколь абсурдно звучат подобные слова в устах пациента, находящегося в больнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102