Он не стал спрашивать о родителях, о карьере или о том, что она собирается делать с машиной. Он задал иной вопрос, бьющий прямо в точку. Но что она могла ответить? Ведь судьба ее решалась здесь и сейчас и была еще не решена.
— Лия! — поторопил Шон.
Лия молчала, глядя на него, словно испуганный кролик — на приближающиеся фары машины на дороге.
— Вы должны знать. Что вы ответите Энди? Лия глубоко вздохнула — и вдруг словно ослепительный свет вспыхнул у нее в мозгу, и все стало предельно ясно. О чем тут думать? Можно ли колебаться? Для нее возможен лишь один ответ. Разве не знала она этого с самого начала? Еще тогда, когда поняла, что Шон заставил ее забыть о «женихе», что чувство ее к Энди было чем угодно, только не любовью?
— Нет, — тихо и убежденно ответила она. — Я отвечу «нет». Не выйду за него замуж.
Синие глаза Шона сверкнули, и Лии стало ясно: он понял все, что заключено в ее ответе, что прячется за ее скупыми словами, все несказанное, может быть, и вовсе невыразимое словами, но ясное как день.
— Лия!
Он приподнялся, не сводя пламенного взора с ее лица. Лия поняла, что должна рассеять его последние сомнения.
— На другой вопрос ответ «да», — произнесла она громко и твердо, без тени колебания. — Я говорю «нет» Энди и «да» — вам.
Шон оттолкнул стул и шагнул к ней.
Она больше не сомневалась, не раздумывала. Не осталось ничего, кроме страсти и желания. Он прикоснулся к ней, прильнул к ее губам, и тело ее зажглось огнем, неотвратимым, как судьба.
Грудь к груди, рука к руке, уста к устам. На ласки не было времени: оба слишком изголодались друг по другу. Дрожа от нетерпения, они срывали друг с друга одежду. Лия громко вскрикнула, ощутив пальцами его обнаженную грудь, и Шон ответил ей хриплым стоном.
— Не думаешь, что нам будет удобнее наверху? — прошептал он, сипло и неровно дыша.
— И ты еще заботишься об удобствах? — пробормотала она в ответ. — Поздно, милый, слишком поздно!
Шон вздохнул, признавая справедливость ее слов. Оба они не могли ждать ни секунды.
Не было нужды в прелюдии, в ласках, призванных возбудить желание и подготовить к грядущему наслаждению. Каждая минута, проведенная вместе, раздувала в них пламя влечения, и все эти пять дней стали одной большой прелюдией любви.
Шон подхватил ее на руки и уложил на ковер перед камином. Дрожащими от нетерпения руками Лия помогла ему стянуть алое платье; она извивалась в его руках, и пламя бросало на ее кожу огненные отсветы.
— А ты? — протянула она с капризной гримаской, заметив, что Шон еще одет.
— Я тоже, — рассмеявшись, ответил он. Рубашка полетела в сторону; Шон прильнул губами к груди Лии, а ловкие руки его тем временем возились с застежкой на брюках. Наконец, сорвав с себя остатки одежды, он лег рядом с ней, обнаженный и прекрасный, словно древнее божество.
— Так лучше?
— Гораздо лучше! — томным, грудным голосом ответила она. — А теперь…
— Нет!
Он накрыл ее руки своими, не дав расстегнуть лифчик.
— Это удовольствие принадлежит мне! — произнес он хрипло. — Лежи спокойно, я сам все сделаю.
Она старалась. О, как она старалась сохранить рассудок! Как боролась с нетерпением, пронизывающим все ее существо, пульсирующим в каждой жилке! Но когда Шон, вместо того чтобы дать ей такое долгожданное наслаждение, принялся гладить ее бока и талию, Лия не выдержала. Тело ее изогнулось в сладкой муке, словно лук в руках умелого стрелка. Глаза вспыхнули желанием, которое она и не пыталась скрыть. Она вскрикнула, и голос ее эхом разнесся по пустынному коттеджу.
— Терпение, милая, терпение!
Руками и губами он играл на ней, словно на дивном инструменте, пока стоны ее не подсказали Шону, что возлюбленная достигла той грани, за которой наслаждение становится непереносимым.
Только тогда он навис над ней и раздвинул ей бедра. Опираясь на руки, темными от сдерживаемой страсти глазами взглянул ей в лицо.
— Этого ты хотела, Лия? Этого?
— Да, да! — кричала она, извиваясь под ним. — Хочу… и хотела… всегда…
Он вошел в нее мощно и уверенно, и Лия умолкла. То, что происходило с ней, казалось выше слов. Он двигался сильными толчками, и Лия подстраивалась под его ритм. Вместе они вели друг друга все выше и выше, к высотам наслаждения, откуда лишь один путь — в космическую бездну, где — ничего, только они двое и их любовь…
Много, много позже она свернулась клубочком в его объятиях, не в силах ни говорить, ни даже думать. И Шон молча прижал ее к себе, словно тоже был потрясен всем происшедшим, словно и ему требовалось время, чтобы прийти в себя.
Должно быть, она задремала; Шон разбудил ее, положив руку ей на плечо.
— Лия! — хрипло прошептал он. — Лия, проснись!
— М-м… — Ей не хотелось двигаться. Плыть бы и дальше в теплом море дремы, наслаждаясь своим счастьем.
— Лия! — не отставал он. — Я хочу тебе кое-что показать.
Лия зевнула и села, сонно моргая и оглядываясь вокруг. Шон уже натянул брюки и рубашку, но застегивать ее не стал.
— Что?
— Да не здесь! — рассмеялся он. — На улице. Пойдем, тебе понравится.
Он взял кремовый свитер, небрежно брошенный на спинку кресла, натянул его на Лию и помог просунуть руки в рукава.
Свитер был ей велик и болтался, словно греческая туника. При взгляде на нее у Шона вновь потемнели глаза, а из горла вырвался мучительно счастливый стон.
— Господи, ты способна соблазнить и святого! Иди сюда!
Лия думала, что Шон хочет ее поцеловать, но вместо этого он подхватил ее на руки.
— О, Шон!
— Тише, милая. Я покажу тебе что-то особенное.
Он пронес ее через кухню и поставил на ноги у двери черного хода, а затем распахнул дверь.
— Смотри!
— Неужели ты разбудил меня, чтобы показать гору снега?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40