И вот она уже входит в дверь. Она так на меня зла, что даже не захотела меня поцеловать. Я знаю, что нападение – лучшая защита, и спрашиваю:
– Почему ты не открыла своим ключом?
– Я его потеряла. – Она обреченно пожимает плечами. Я набрасываюсь на нее с разъяснениями, что это опасно и что теперь придется заказывать дубликат. У нее виноватое лицо.
Я спрашиваю:
– Ты смотрела в туалетном столике?
– Нет.
– Думаю, он там. Лежит в ящике вместе с носками.
– Зачем я буду держать его вместе с носками?
– Понятия не имею, но он наверняка там. Мы идем на кухню. Сегодня воскресенье, сейчас полпятого вечера. А значит, пора выпить живительного джина с тоником. Мне, конечно, нужно держать оборону. Моя интерлюдия с ключом нейтрализовала Иззи не окончательно.
– Что случилось, Кэс? Меня не удивляет, что ты исчезла, но это же была не командировка. Я звонила на студию, мне сказали, что у тебя ларингит. Я звонила сюда, но никто не отвечал. Ты что, попала в больницу?
Я впервые как следует вижу Иззи с тех пор, как она пришла, и чувствую себя довольно гадко. У нее задерганный вид. Видно, что она волновалась за меня. Но она переживает и за потерявшихся щенков, срубленные деревья и отсутствие в Индии чистой проточной воды. В сравнении со всем остальным, что так заботит Иззи, моя самовольная отлучка чуть дольше недели – мелочь. Мы смотрим друг на друга, и она умолкает, что-то заподозрив.
– Но ты на вид здоровая. Ты просто прекрасно выглядишь.
Это правда, выгляжу я божественно. Мои волосы, естественно, черные и блестящие, теперь сияют. А улыбка, прежде появлявшаяся, лишь когда надо было произвести впечатление, не сходит с лица. Кожа у меня всегда была бледная, а теперь я могу похвастаться нежным румянцем.
– Почему ты не звонила ни мне, ни Джошу, ни матери? Мы сходили с ума. Что, черт возьми, происходит?
Она трещит, тараторит, сыплет вопросами. На некоторые из них я склонна ответить, – на те, что посложней. Я с облегчением вздыхаю, когда она вдруг замолкает на миг – ах, вот оно что, Иззи заметила грязную посуду, оставленную после завтрака. Обычно я патологически аккуратна, а сегодня не вымыла посуду. И остатки еды на тарелке предательски выдают, что на завтрак я ела насыщенные жиры (а не горстку хлопьев с отрубями со свежевыжатым апельсиновым соком, как обычно).
Иззи поражена.
– Это случайно не яичная ли скорлупа? – спрашивает она с радостным изумлением. Я качаю головой, уставившись в кафельный пол.
Интересно, можно ли ее отвлечь, если сказать, что заметила под холодильником грязь. Ох, вряд ли.
– Ты изменила принципам, да? Раньше ты не кормила мужчин завтраком. Кто лее удостоен такой чести?
– Даррен. – Вот и все. Удивительно, но нет ни сил, ни желания придумывать какую-нибудь чушь. Я хочу о нем говорить.
– Даррен?! – Она ничего не понимает. – Когда мы последний раз с тобой разговаривали, вы серьезно поссорились. Он собирался везти тебя на вокзал, и ты возвращалась в Лондон одна. Что же случилось?
То и случилось. Случился Даррен.
И я рассказываю Иззи, как мы ехали в Дарлингтон, рассказываю про бассейн и прогулки по пляжу и кладбищу. Я хихикаю, краснею и говорю без остановки, и даже в этом состоянии, близком к истерике, с удовлетворением замечаю: она тоже считает, что прогулки по кладбищу – это не совсем обычно. Я описываю паб, ресторан и шипение кофейного автомата в кафе. Я повествую о том, что когда мы сидели за зверски оранжевым пластмассовым столиком, мне вдруг все стало ясно. Отчетливо как никогда я вдруг поняла, что хочу его. Так хочу, что это желание одержало победу над моим рассудком и над моим здравомыслием.
– Постой. – Иззи вытягивает перед собой худые руки, пытаясь остановить этот поток. Она делала так же, когда мы учились на вечерних курсах русского языка. Я всего лишь стараюсь быть искренней, но Иззи тонет в этих мутных водах. Конечно же, она думает, что когда я говорю о своем желании, то имею в виду секс. Только секс. Оно и понятно, если учесть мое прошлое.
Понятно, но не верно.
Она берет без спроса мою сигарету и закуривает.
– Я поблагодарила его за кофе и хотела уйти, но…
– Но?
– Он положил ладонь на мою руку и сказал: «Не за что. Мне было очень приятно, Кэс». – Я говорю медленно-медленно, хотя Даррен говорит совсем не так, потому что хочу подчеркнуть важность этих слов. Хоть бы моя история показалась ей забавной и не слишком драматичной.
– Не может быть, – произносит Иззи идиотским голосом, словно надеясь, что это ее спасет. Она знает, что все это я считаю глупостями. Любой мужчина, пытающийся залезть ко мне в трусы, не имеет права на сантименты. Я этого не выношу.
Как правило.
– А он называл тебя случайно не Кэз? – она произносит мое имя, как пьяный Дэвид Наивен в роли Джимми Тэрбака. Как ни странно, мне вчуже стыдно за нее. Нам всегда нравилось представляться грубыми и гадкими, но теперь мне это кажется ребячеством. Даррен этого не заслуживает.
– Если честно, нет.
– Но у него была влажная рука. – Иззи, естественно, растеряна и все еще требует, чтобы я утешила ее одной из своих «крутых» историй, одной из бесчисленного множества подобных. «Крутые» рассказы поднимают ей настроение, потому что она ужасно хотела бы хоть раз «укусить», чтобы защитить себя, – хотела бы, да не может, не умеет. Моя жестокость к противоположному полу примиряет ее с собой. Хотелось бы помочь ей, но сейчас я не могу врать.
– Она была сухая и прохладная.
Иззи едва не разливает свой джин с тоником: она так поражена, что пытается поставить бокал мимо кофейного столика.
– Осторожно, – ворчу я.
– И тогда ты его захотела?..
После глубокого вдоха я заставляю себя продолжить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106