У окна жесткая, неудобная на вид кровать. Значит, для юного Даррена сон был не так уж важен. Интересно, он по-прежнему такой? Еще здесь стоит древний гардероб и маленькая аудиосистема на подзеркальном столике. Для средних частот – думаю, двенадцати летний Даррен потребовал ее в компенсацию за ужасную мебель пятидесятых. На стене – плакаты, какие были в комнате любого парня, который рос в семидесятые годы и пережил застой в восьмидесятых. «Звездныйпуть», «Команда А» и «Старски и Хатч», еще Дебби Харри и Пэм Юинг. А остальное – это пещера Аладдина, Остров сокровищ и пещера Бэтмена. Тут тьма книг. Они заполняют подоконник и бесчисленные полки, а те, что не уместились, сложены вдоль стен неустойчивыми колеблющимися стопками до потолка. Тут все, от «Ежегодников Бино» до сборника Чарльза Диккенса из коллекции «Ридерз дайджест». У него широкий круг чтения: все книги зачитаны, и это единственное, что их объединяет. А на самом верху стоят модели, собранные Дарреном. По-моему, мать расположила их в хронологическом порядке: самые ближние к двери – детские, очаровательные в своей безыскусности ракеты и подводные лодки, сделанные из роликов от туалетной бумаги и коробок из-под кукурузных хлопьев. Затем Даррен перешел на эластичные ремни и ковши «Дэрили», на вертолеты и комбайны. Модели постепенно усложняются и увеличиваются, пока наконец не появляется тяжелая модель «Мекано» примерно трех футов в высоту и двух в ширину, она стоит в углу напротив двери.
– Это копия модели НАС А, – поясняет Линда. Наверное, догадалась, что я мало что понимаю, и стала бросать маленькие кусочки мрамора в ковши, которые оказались оборотным механизмом, приводящим в действие насос, запускающий двигатель, который запускает ракету, и так далее. Это завораживает. Гораздо сложнее, чем «Мышеловка».
– Он, наверное, долго его собирал.
– Ну да, долго.
– А что, друзей у него не было?
– Сотни, – она весело улыбается, не обращая внимания на мой скрытый выпад. – Но он всегда увлекался экологией и вселенной в целом, и…
– И зачем мы здесь. – Я с трудом сдерживаю смешок.
– Точно, – восторженно восклицает Линда. Она похожа на американцев – они тоже не понимают сарказма.
Она выжидающе улыбается, и мне, как ни удивительно, стыдно. Я бормочу:
– Как здорово, – и это честно.
Потолок – настоящее произведение искусства. Даррен расписал его под ночное небо. Я присмотрелась к созвездиям и поняла, что это Млечный Путь. Несмотря на неточности, он великолепен.
Линда смеется.
– Мама не стала закрашивать. Даррен его нарисовал, когда ему было тринадцать, и маме нравится.
Не могу понять, то ли эта роспись свидетельствует, что Даррен – самый грустный мужчина из всех, кого я знала, то ли, что он…
Самый удивительный.
Нет, он определенно неудачник.
Я выглядываю в окно, завешенное сверкающей белизны тюлем, убранным в складки сверхъестественной ровности.
– Это его домик на дереве?
– Да, мой. Я сам его построил, – отвечает Даррен. Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Линда откровенно злится из-за того, что он разрушил наше женское общество. А я рада ему помимо собственной воли.
– Неплохой, – говорю я. – Большинство людей довольствуются одним этажом и обходятся без водопровода. – Но я широко улыбаюсь, давая понять, что под впечатлением. Даррен улыбается в ответ, и в кои-то веки он надо мной не смеется.
Мы возвращаемся в кухню.
Кухня – центр дома Смитов. Миссис Смит вручает мне огромную кружку крепкого сладкого чая. Я хочу ей сказать, что предпочитаю черный кофе или чай «Эрл Грей», но как-то возможности не представляется. Кухня гудит, точно улей. Включена местная радиостанция (у диджея очень странный акцент), работают сушилка, стиральная и посудомоечная машины. Тем не менее в раковине высятся горы грязных тарелок, а чистые сушатся на подставке. По крайней мере на двух стульях лежат кипы неглаженого белья. На других стульях спят толстые и ленивые кошки. Время от времени собака, старый Лабрадор, выскакивает из своей корзины и лает, услышав что-то во дворе. Поразительно, как он может слышать, что творится на улице, если я еле разбираю собственные мысли.
Беседа не прекращается ни на минуту. На самом деле, беседой это можно назвать только условно. Такое впечатление, что все говорят одновременно на разные темы и друг друга не слышат, но все (кроме меня) стараются отвечать на заданные вопросы.
Линда и миссис Смит все время предлагают мне какую-то еду, а я пытаюсь отказываться, но не могу. Приходится брать пирожки, пирожные и сэндвичи и просто оставлять их на тарелке. Чай уже выпит – он оказался на редкость вкусным. На кухню влетают Сара с мужем и детьми. Ребенка, что у нее на руках, Сара без церемоний сажает на колени к миссис Смит и обнимает брата. Две старших девочки – им от трех до девяти лет (не разберешь, если своих детей нет), – следуют этому примеру и лезут на колени к Даррену. Муж Сары тихо исчезает куда-то – наверное, идет смотреть телевизор вместе с мистером Смитом.
Кухня, прежде лишь слегка пузырившаяся, теперь просто кипит. Полцарства за бокал шампанского или за таблетку аспирина. В голове что-то пульсирует в такт всему этому шуму. Племянницы Даррена требуют их покружить, и Даррен их кружит. Сара просит чашку чая и спрашивает у матери, пекла ли та сегодня утром? Миссис Смит говорит, что пекла, – ах, вот чем так вкусно пахнет в доме. Миссис Смит качает ребенка на колене и кормит его, а другой рукой раскладывает гладильную доску, чтобы погладить юбку Линды.
Появляются Шелли и Ричард, снова радостные возгласы и поцелуи. Шелли привезла шоколадный торт, который тут же режут, не думая о том, пора ли уже есть или еще рано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106