Пока мы ждали доктора, мама приказала одной из горничных принести мне еще одно одеяло. Мне стало уютнее. Лоуэла принесла немного сладкого чая, и время от времени мама поила меня из чайной ложечки. Я обнаружила, что мне больно глотать, и мама еще больше встревожилась.
– О, дорогая, дорогая, – проговорила мама, – а что, если это скарлатина, или столбняк, или ангина, – всхлипнула она, начиная перечислять все возможные заболевания, о которых читала в медицинских справочниках. Ее мертвенно-бледные щеки были покрыты пятнами, а шея покраснела, что случалось с ней всегда, когда она очень расстраивалась.
– Не похоже это ни на скарлатину, ни на столбняк, – сказала Лоуэла. – Моя сестра умерла от скарлатины, и я знавала одного кузнеца, который умер от столбняка.
– О-о-о! – простонала мама. Она ходила от окна к двери и обратно, с нетерпением ожидая приезда доктора Кори.
– Я говорила Капитану, что теперь нам нужен телефон, но он такой упрямый.
Мама перескакивала с одной мысли на другую, пытаясь хоть немного отвлечься и успокоиться. В конце концов, после такого, казалось, вечного ожидания, доктор Кори прибыл, и Лоуэла спустилась вниз, чтобы проводить его. Мама подавила тяжелый вздох и сделала мне знак потеплее укрыться, когда доктор вошел в комнату.
– Не стоит так расстраиваться, Джорджиа, – успокоил он маму.
Доктор сел на кровать и улыбнулся мне.
– Ну, как ты, Лилиан, дорогая? – спросил он.
– Я не могу согреться, – пожаловалась я.
– О, я понимаю, но мы это исправим, – он открыл свой саквояж и достал стетоскоп. Доктор попросил меня сесть и поднять ночную рубашку, и я, ожидая прикосновения к моей коже холодного, как лед, металла, закричала еще до того, как он притронулся к моему телу стетоскопом. Доктор засмеялся и подышал на стетоскоп прежде, чем коснуться им моей спины. Затем он попросил меня глубоко подышать, чтобы прослушать мою грудь, и я дышала так глубоко, как только могла.
Мне измерили температуру, потом доктор попросил открыть рот и сказать «а-а-а», затем он посмотрел мои уши. Пока доктор Кори обследовал меня, мама с чувством рассказывала о том, что случилось со мной по дороге в школу.
– Кто знает, что было в этой луже? Она наверняка кишела микробами, – причитала мама.
Затем доктор Кори потянулся к своему саквояжу и достал леденец.
– Это поможет твоему горлу, – сказал он, обращаясь ко мне.
– Что это? Что с ней, доктор? – спросила мама, когда доктор медленно и спокойно встал и начал собирать инструменты.
– У нее немного покраснело горло, это просто небольшая инфекция. Ничего серьезного, Джорджиа, поверьте мне. Это часто случается, когда один сезон сменяет другой. Пусть принимает аспирин. Ей необходим постельный режим, Горячий чай, и через день или два она будет здорова, – пообещал доктор Кори.
– Но мне нужно ходить в школу! – закричала я. – Сегодня был мой первый день!
– Боюсь, что тебе придется отправиться на непродолжительные каникулы прямо сейчас, моя дорогая, – сказал доктор Кори.
Если я и жалела себя до слов доктора, то это было ничто по сравнению с тем, что я почувствовала после. Пропустить школу в самую первую неделю, сразу на следующий день? Что подумает обо мне мисс Уолкер? Я не могла сдержать слез и разрыдалась. Ужасные вещи я узнала от Эмили, а мама ничего не отрицала. А теперь еще и болезнь. Все разом обрушилось на меня.
– Ну, ну, – сказал доктор Кори. – Если ты пойдешь в школу, то еще сильнее заболеешь, и тебе потребуется гораздо больше времени, чтобы выздороветь и вернуться в школу. Его слова сразу подействовали на меня, и я перестала плакать, хотя меня все еще трясло. Доктор дал маме таблетки, которые мне надо было принимать. Она пошла проводить его, умоляя при этом еще и еще раз подтвердить, что моя болезнь не очень серьезная. Я слышала их разговор в коридоре и удаляющиеся шаги доктора. Я закрыла глаза, но они снова наполнились горячими слезами. Мама вернулась с лекарством. Приняв его, я уронила голову на подушку и заснула. Я спала долго и, когда проснулась, на улице было уже темно. Мама оставила зажженной небольшую керосиновую лампу и поручила Тоти, одной из горничных, посидеть со мной, но ни в коем случае не засыпать. Я чувствовала себя немного лучше, лихорадка уже прошла, только горло першило. Я застонала, и глаза Тоти немедленно открылись.
– О, вы проснулись, мисс Лилиан? Как вы себя чувствуете?
– Я хочу пить, Тоти, – сказала я.
– Сейчас. Пойду скажу миссис Буф, – сказала она и вышла из комнаты. Почти сразу в комнату вбежала мама. Она поставила лампу поближе и положила руку мне на лоб.
– Кажется, лучше, – проговорила она и облегченно вздохнула.
– Мама, я очень хочу пить.
– Лоуэла уже идет сюда и несет для тебя сладкий чай и бутерброды с вареньем, дорогая, – мама села рядом на кровать.
– Мама, я не могу завтра не идти в школу. Это несправедливо.
– Знаю, дорогая, но ведь ты не можешь пойти, если болеешь, правда? Тебе станет только хуже.
Я закрыла глаза и открыла их, когда мама, стараясь сделать мою постель более удобной, взбивала подушки. Лоуэла принесла поднос, и я уселась, прислонившись к взбитым подушкам. Мама была рядом, пока я ела бутерброд и пила маленькими глоточками чай.
– Мама, что Эмили имела в виду, когда говорила, что я не ее сестра? Что ты хотела мне рассказать?
Мама глубоко вздохнула, как она обычно делала, когда я задавала ей слишком много вопросов. Она покачала головой, обмахнулась кружевным платком, который лежал в правом рукаве ее платья.
– Эмили поступила очень плохо, очень, когда рассказала тебе все это. Капитан был в ярости, когда узнал, и мы отправили Эмили в ее комнату на весь вечер, – сказала мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108