Затем он кивнул.
– Тут вы попали в точку… – улыбаясь произнес он, – но я не потратил ни гроша, и могу пустить все поместье с аукциона, если мне захочется.
– Правда? – спросила я, и мое сердце тяжело забилось. Он хитро посмотрел на меня.
– Может быть, а может нет. Посмотрим.
– Посмотрим на что? – спросила я.
– Там видно будет, – сказал он, и я поняла, почему папа говорил, что этот человек любит играть с чужими жизнями и собственностью. Я пошла к дому, но он быстро меня догнал.
– Могу я поинтересоваться, не отобедаете ли вы со мной сегодня в моем отеле? – спросил он. – Это, конечно, не такое уж фантастическое место, но…
– Спасибо, нет, – быстро ответила я. – Я не могу.
– Почему? Что, слишком много работы над бесполезными конторскими книгами вашего отца? – Он явно не привык получать отказ.
Я повернулась к нему.
– Разве недостаточно сказать: я занята и больше ничего не объяснять.
– Вы такая гордая? – пробормотал он. – Ну что ж.
Все в порядке. Мне нравятся женщины с огоньком. Они гораздо привлекательнее в постели, – добавил он.
Я покраснела и обошла вокруг него.
– Это грубо и неуместно, мистер Катлер. Джентльмены Юга, возможно, для вас как древние ящеры, но зато они знают, как нужно разговаривать с молодой леди.
Он снова расхохотался, а я поторопилась прочь, оставив его одного.
Но, к моему сожалению, вскоре он снова появился в дверях детской комнаты и объявил, что теперь он приглашен на обед.
– Я зашел сообщить вам, что раз уж вы отказались пообедать со мной, то я принял приглашение вашего отца.
– Вас пригласил папа? – недоверчиво спросила я.
– Ну, – ответил он, подмигивая, – скажем, я просто поспорил и выиграл у него это приглашение. С нетерпением жду встречи с вами, – поддразнивая, сказал он и, приподняв шляпу, удалился.
Мне было жутко от того, что этот грубый, самоуверенный человек может проникнуть в наш дом и вторгнуться в нашу жизнь. И это все из-за папиной глупой игры в карты. На этот раз я не могла не согласиться с Эмили, что игра в карты – это зло. Это, как зараза, почти такая же как и пьянство папы. И несмотря на то, что он всегда проигрывал, он не мог удержать себя. Только теперь от этого стало плохо нам всем.
Я крепко прижала малышку Шарлотту к себе и покрыла ее щеки поцелуями. Она засмеялась и накрутила пряди моих волос на свои крошечные пальчики.
– В каком мире тебе придется взрослеть, Шарлотта? Я молюсь и надеюсь, что он будет лучше, чем мой, – сказала я.
Она уставилась на меня, удивленная моей интонацией, и ее глаза широко открылись, когда увидела мои слезы.
Несмотря на наше бедственное положение, папа приказал Вере приготовить гораздо более богатый обед, в отличие от тех, которые нам предлагались в последнее время. Он был южанином, и его гордость не позволяла меньшего. Несмотря на то, что ему не нравился Билл Катлер, и папа презирал его за то, что он выиграл у него Мидоуз в карты, он не мог посадить гостя за стол, сервированный простой посудой. Вере пришлось достать китайский фарфор для особых приемов и хрусталь. Длинные белые свечи были поставлены в серебряные подсвечники, и на стол была постелена белоснежная скатерть, которую я не видела уже несколько лет.
У папы оставалось совсем немного бутылок дорогого вина, но две из них были поданы на стол вместе с уткой. Билл Катлер настоял на том, чтобы сесть рядом со мной. Он был одет очень элегантно и торжественно и, я должна была признать, что он красив. Но его непочтительное поведение, эта его сардоническая ухмылка и заигрывающие манеры стали мне надоедать и выводили из себя. Я видела, как сильно презирает его Эмили, но казалось, чем яростнее она поглядывает на него через стол, тем больше нравилось ему у нас. Он чуть не расхохотался, когда Эмили начала читать Библию и молиться.
– Вы что, проделываете это каждый вечер? – скептически спросил он.
– Конечно, – ответил папа. – Мы – богобоязненны.
– Ты, Джед? Богобоязненный? – Он захохотал. Его лицо было красным от выпитого вина. Папа быстро взглянул на меня и Эмили и тоже покраснел, правда от подавленного гнева.
У Билла Катлера хватило ума поменять тему разговора. Он болтал что-то о еде и хвалил Веру, осыпая ее таким количеством комплиментов, что она покраснела. На протяжении всего обеда Эмили смотрела на него с таким презрением и отвращением, что я улыбнулась, прикрывшись салфеткой. Поэтому Билл Катлер избегал смотреть в ее сторону и общался только с папой и со мной.
Он расписывал свой отель, жизнь в котором протекала так же как и на побережье, рассказывал о своих путешествиях и планах на будущее. Затем у них с папой был напряженный спор об экономике, о том, что правительство должно или не должно делать. Затем они перешли в папин кабинет, выкурить по сигаре и выпить бренди. Я помогла Вере убрать со стола, а Эмили пошла присмотреть за Шарлоттой.
Несмотря на все, что произошло, и все, что она знала, Эмили исполняла роль сестры по отношению к Шарлотте лучше, чем ко мне. Я чувствовала, что она взяла на себя роль опекунши над моей малышкой, и когда, однажды, я что-то сказала об этом, она возразила со своей обычной пламенной религиозной верой и пророчеством.
– Этот ребенок наиболее уязвим для Сатаны с момента зачатия в порочной похоти. Я оберну ее кольцом священного огня, такого горячего, что Сатана сам уберется прочь. Первая фраза, которую она произнесет, будет молитва, – пообещала она.
– Только не делай из нее убогую, – попросила я. – Пусть она вырастет нормальным ребенком.
– Нормальным?
– Нет, лучше, чем я.
– Это то, чего я добиваюсь.
Когда заходила речь о Шарлотте, Эмили становилась фантастически нежной и даже любящей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108