Я была уверена, что сам дьявол учился у нее, а потом только начал действовать.
В течение недели, начавшейся с той субботы, когда мы с Евгенией уходили на прогулку, Эмили не произнесла ни слова об этом, проявляя гнева и воинственности не больше, чем обычно. Она, казалось, ушла с головой в работу, которую ей поручил священник в воскресной школе; этой работы было не меньше, чем в обычной школе, поэтому она дома бывала реже, чем раньше. Ее отношение к Евгении не изменилось. Эмили даже проявила необычную для нее внимательность, принеся однажды, почти добровольно, обед для Евгении. Один раз за всю неделю она навестила Евгению, чтобы дать ей какие-то религиозные указания – не то читать Библейские рассказы, не то объяснила ей доктрину церкви. Раньше, когда Евгения засыпала во время чтения, Эмили очень злилась и отказывалась принять извинения Евгении. Но в этот раз, когда она пришла почитать из Евангелия от Матвея и Евгения заснула, Эмили не стала читать лекцию о том, как это важно не засыпать и с вниманием слушать Библию, и не захлопнула книгу с таким шумом, что глаза Евгении тут же открылись бы. Вместо этого Эмили вдруг тихо встала и бесшумно выскользнула из ее комнаты. Даже Евгения стала думать о ней лучше.
– Она сожалеет о том, что совершила, – заключила Евгения. – Она хочет, чтобы мы ее полюбили.
– Не думаю, что она хочет чьей-нибудь любви – папиной или маминой, или даже Бога, – ответила я, но видя, как раздражает Евгению моя неприязнь к Эмили, старалась улыбнуться и думать о чем-нибудь другом. – Представь, что она действительно изменилась. Представь, что она отрастит волосы и повяжет в волосы хорошенький розовый бант или оденет красивое платье вместо тех старых серых мешков и грубых туфель на толстых каблуках, из-за которых она выглядит выше, чем есть на самом деле.
Евгения улыбнулась, как будто я говорила о чем-то несбыточном.
– Почему – нет? – продолжала я. – Почему она не может измениться каким-нибудь волшебным образом за одну ночь? Может ей будет видение, в котором скажут, что нужно измениться. Внезапно она будет слушать не только церковную музыку, начнет читать книги и играть в игры.
– Представь, если у нее будет приятель, – сказала Евгения, подыгрывая мне.
– И она будет пользоваться помадой и румянами?
Евгения засмеялась.
– И она тоже приведет своего приятеля к волшебному пруду!
– И что же новая Эмили пожелает? – поинтересовалась я. – Тоже поцелуй?
Я задумалась на мгновение, взглянула на Евгению, и вдруг от неожиданной мысли я улыбнулась.
– Что? – спросила Евгения. – Скажи! – настаивала она, видя мое колебание.
– Она пожелает иметь грудь, – ответила я. Евгения фыркнула и прикрыла рот рукой.
– О, Боже, – сказала она. – Если бы Эмили слышала это!
– Мне все равно. Знаешь, как мальчики зовут ее между собой? – сказала я, усаживаясь рядом с Евгенией на кровать.
– Как?
– Они зовут ее мисс Гладильная доска.
– Не может быть!
– Она сама виновата, одеваясь так, что сплющивает и без того свою маленькую грудь. Она не хочет быть ни женщиной, ни мужчиной.
– Кем же она хочет быть? – спросила Евгения.
– Святой, – в конце концов ответила я. – Она также холодна и непробиваема, как статуи в церкви. Но, – добавила я со вздохом, – она хоть не мешает нам последние несколько дней и даже немного добрее стала ко мне в школе. Вчера за ланчем Эмили отдала мне свое яблоко.
– И ты съела два?
– Я поделилась с Нильсом, – призналась я.
– А Эмили видела?
– Нет, она была в классе во время всего ланча, помогала мисс Уолкер проверять письменные работы.
Мы обе помолчали немного, затем я взяла Евгению за руку.
– Догадайся, что я тебе сейчас скажу? – сказала я. – Нильс снова хочет встретить нас в субботу. Он хочет пойти с нами к ручью. Мама собирается пригласить своих подруг на ланч и не будет возражать против нашей прогулки. Молись, чтобы снова был такой же славный день, – сказала я.
– Хорошо, я буду молиться два раза в день. Евгения выглядела счастливее, чем когда-либо за последнее время, несмотря на то, что она проводила в постели больше времени, чем обычно.
– Я вдруг очень проголодалась, – объявила она. – Уже время обедать?
– Я пойду скажу Лоуэле. Ах, Евгения, – сказала я уже в дверях, – хотя Эмили стала добрее к нам, но думаю, что лучше сохранить в тайне разговор о будущей субботе.
– Хорошо, – сказала Евгения. – Пусть я умру, если проболтаюсь.
– Не говори так! – закричала я.
– Как?
– Не говори: «Пусть я умру».
– Ну это же так просто говорят. Роберта Смит всегда так говорит, когда я встречаю ее на наших пикниках. Каждый раз, когда кто-нибудь просит ее о чем-нибудь, она добавляет: «И пусть…»
– Евгения!
– Хорошо, – сказала она, уютно устраиваясь под одеялом. – Скажи Нильсу, что я с нетерпением жду встречи с ним в субботу!
– Хорошо. А сейчас я пойду узнать насчет обеда, – сказала я, оставив ее наедине с мечтами о той жизни, которая для меня и моих друзей была обычной.
Я знаю, что Евгения ничего не говорила Эмили про субботу. Она очень беспокоилась, что что-то может помешать нашей прогулке. Но, возможно, Эмили подслушала под дверью, когда Евгения молилась, чтобы этот день был удачным, или она шпионила за нами, прячась в укромном уголке и слыша наш с Евгенией разговор. Может быть, она просто предвидела нашу прогулку. Так или иначе я уверена, что она все эти дни вынашивала какой-то план.
Мы с таким нетерпением ожидали нашей прогулки, что казалось, пройдет вечность, прежде наступит суббота. Наконец этот день настал – теплый и солнечный. Я села в кровати, переполненная радостью. Выглянув в окно, я увидела бескрайнее море синевы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108