Они купили коробку мороженого и, вернувшись в дом Оливии, соорудили себе по большой порции бананового десерта с орехами. Они уселись по-турецки на полу в гостиной и устроили пиршество. Сильви, мурлыча, устроилась на коленях Лейси, которая каждую минуту поднимала левую руку, чтобы взглянуть на часы.
– Не могу поверить, что тебе четырнадцать лет, а у тебя это впервые в жизни.
– Если бы мою маму похоронили, она бы сейчас перевернулась в гробу.
Оливия выловила ложкой кусочек банана.
– Ее кремировали? – спросила она.
– Да. Ну, конечно же, сначала каждая частичка ее, которая могла принести кому-то пользу, была отдана, а затем то, что осталось… вы понимаете… – Лейси взмахнула рукой. – Клей с отцом развеяли ее пепел над океаном у Кисс-Ривер.
Оливия вздрогнула, образ, нарисованный Лейси, оказался для нее слишком драматичным.
– Я не пошла на похороны, – сказала Лейси.
– Почему, Лейси?
– Я хотела запомнить ее такой, какой она была при жизни. – Лицо Лейси внезапно помрачнело, она опустила взгляд на Сильви. – Я не понимаю, почему некоторые плохие люди живут до ста лет, а такие хорошие, как мама, умирают совсем молодыми. Она ненавидела… как это называется, когда отправляют на электрический стул?
– Смертную казнь?
– Да. Она ненавидела это, но если бы я увидела человека, который убил ее, и у меня был нож, я бы разрезала этого подонка на кусочки. – Пока она говорила, ее руки сжались в кулаки, и Сильви открыла один глаз, рассматривая миску с мороженым, оставленную на полу без присмотра. – Я могла бы это сделать. Я смогла бы убить его и не почувствовала бы никаких угрызений совести.
Оливия кивнула, не сомневаясь, что Лейси говорит серьезно.
– Я все еще пытаюсь представить себе, какое ощущение испытываешь, когда пуля попадет тебе в грудь.
– Твой отец сказал мне, что ты была с ней, когда все это случилось. Должно быть, для тебя это было ужасно.
Лейси ковырялась в мороженом.
– Я стояла рядом – раздавала зеленую фасоль, а она – салат. Этот человек ворвался и начал кричать на ту женщину в очереди за едой. Мама никогда не могла оставаться в стороне от чего бы то ни было. Она встала прямо перед женщиной и сказала: «Пожалуйста, уберите пистолет, сэр. Сейчас Рождество». И он стрельнул в нее. Бах! – Лейси сморщилась, по ее рукам прошла судорога. – Я все еще вижу ее лицо. Иногда по вечерам, когда я ложусь в постель, оно стоит у меня перед глазами. Ее зрачки расширились, она издала тихий звук, как будто удивилась. Когда пуля прошла через ее блузку, на ней появилось маленькое пятнышко крови, – Лейси посмотрела на Оливию. – Я долго винила вас, потому что была уверена, что с ней будет все в порядке, и не могла представить себе, что она умрет. Тогда казалось, что как только вы за нее взялись, все сразу стало плохо. Но отец говорит, что это не так. Он сказал, что вы сделали все, что могли, чтобы спасти ее.
– Он сказал правду. Я сделала все, что было в моих силах.
Лейси съела еще несколько ложек десерта, прежде чем взглянула на Оливию из-под копны двуцветных волос.
– Вам нравится мой папа?
– Очень.
Лейси снова опустила глаза.
– Он стал немного лучше с тех пор, как начал… дружить с вами, – сказала она. – Он бродил, как лунатик, почти ничего не ел, не замечал, что на него надето. Вся его одежда стала ему велика. Он выглядел как пугало и единственное, чем занимался – носился со своими дурацкими старыми фотографиями маяка и пялился на них при каждом удобном случае. Он спал в обнимку со старым свитером мамы.
У Оливии защемило сердце от жалости к Алеку. Ее смутило это нечаянное проникновение в его безрадостный внутренний мир.
Лейси доела последний кусочек банана и теперь хлебала шоколадный соус. Она болтала ложкой в миске, держа ее своими пальцами с огрызенными ногтями.
– На днях я видела вашего мужа на собрании комитета. – Она кинула взгляд на Оливию. – Не обижайтесь, но, по-моему, он настоящий зануда.
Зануда? Оливия подумала, что сорокалетний мужчина, с интеллигентной внешностью и в очках в проволочной оправе, в глазах четырнадцатилетней девочки вполне мог выглядеть занудой.
– Я не обижаюсь, – сказала она.
– Как вы считаете, мой папа красивый? Оливия неопределенно пожала плечами, понимая, что ступает на опасную почву:
– Думаю, да.
– Мама говорила, что он просто прелесть. Они очень сильно любили друг друга. – Лейси крутила туда-сюда на запястье ремешок часов, которые переливались в свете настольной лампы.
– Нола хотела бы забраться в штаны к моему отцу, – внезапно добавила она, не отрывая взгляда от часов.
– Это довольно грубый способ сказать, что она интересуется им, тебе не кажется?
Лейси усмехнулась:
– Мне кажется, что вы ханжа. Я хочу сказать, что если считаете моего отца красивым, то разве вам не приходила в голову мысль: как это будет, если лечь с ним в постель?
Оливия постаралась скрыть свое потрясение. Она наклонилась вперед и членораздельно произнесла:
– Что думаю я, или что думает твой отец, или что думает Нола о такого рода вещах – личное дело каждого, Лейси, и тебя совершенно не касается. Не твое дело обсуждать это.
Глаза Лейси мгновенно наполнились слезами.
– Извините, – прошептала она, малиновые пятна выступили у нее на щеках и на шее, нижняя губа начала дрожать.
Оливии стало ее жалко. Она поставила свою миску с тающим мороженным на пол и, наклонившись вперед, обняла девочку. Лейси крепко обхватила ее, хрупкие плечики затряслись от всхлипов.
– Все в порядке, – сказала Оливия, поцеловав ее в макушку.
Она помнила, как теперь целую жизнь назад ее точно так же обнимала Эллен Дэвисон, которая никогда не приставала к ней с расспросами, почему у нее все болит и отчего у нее кровотечение, и ни разу не заикнулась о том, чтобы она вернулась домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139