Дружественное мне лицо берется доставить вам это письмо. Надеюсь, оно дойдет до вас.
Вам, может быть, известно, что военный суд приговорил меня к пожизненным каторжным работам. Я не жалуюсь. Я сильна. Но чтобы быть совсем сильной, я должна выполнить один долг по отношению к вам, который добровольно приняла на себя.
Вспомните: три недели назад, в тот день, когда мы возвращались с прогулки по берегу моря, я умоляла вас не осудить меня, что бы вы ни узнали обо мне. Я хочу сама сказать вам все это.
Вы были обмануты. Та девочка, которую знали вы когда-то во Франции, — не я. Я не графиня Кендалль. Графиня Антиопа умерла 6 июня 1914 года, при той катастрофе, которая стоила жизни и ее мужу, в которой и я чуть не погибла. Графиня Антиопа покоится на денморском кладбище, и я знаю, что вы, не подозревая того, молились у ее могилы.
Я — только бедная девушка, принужденная после той катастрофы занять место своей госпожи. Мы уехали из Денмора, где нас знали. Мы приехали в Кендалль.
Было необходимо обеспечить пророчеству Донегаля его исполнение. Может быть, многое, что раньше казалось вам таким странным, теперь станет ясным. Я повиновалась тому, чего от меня потребовали. И это было легко до вашего приезда в Кендалль. С той минуты часто казалось мне, что я сойду с ума.
Пишу я это письмо, конечно, затем, чтобы сказать всю правду: мне казалось, что я начинаю вас любить. Но в то же время я чувствовала, что вы никогда никого не любили, кроме графини Кендалль. Я видела, вы искали во мне воспоминания о ней. Я много страдала. Все кончилось. Я отсюда не выйду, а если когда-нибудь и выйду, то лишь за тем, чтобы стать женою Ральфа Макгрегора, с которым я помолвлена с 1914 года, когда произошла денморская катастрофа. Вы знаете, он добр и храбр. Он любит меня, и, надеюсь, я еще вновь полюблю его.
Эдит Стюарт.
Медленно сложил я это письмо. Точно в тумане проходили передо мною гуляющие: работницы, студенты, солдаты в отпуску.
— Франсуа Жерар!
Я машинально повернул голову туда, откуда раздался этот возглас. Я узнал Клотильду, молоденькую женщину, с которой в 1913 году довольно часто бродил ночами по барам.
— Гарсон, перенесите мой стакан на стол этого господина.
Она без церемоний уселась рядом со мной. Одета она была плохо — ярко и дешево. По-своему, она тоже пострадала.
— Как я довольна, что встретила вас! Право, с этой войной никогда нельзя быть уверенным... Ну, конечно, жаловаться не приходится, когда солдаты в окопах. Но все-таки, у всех много горя.
Она понизила голос и спросила:
— Кажется, японцы подходят. Слыхали вы об этом?
— Клотильда, столько болтают всякого!
— Сюрвиль убит, — слыхали вы?
— Нет.
Я едва отвечал ей. Она, не смущаясь этим, продолжала рассказывать мне о наших товарищах 1914 года, о тех, кого поглотила земля полей битв — о Рибейре, о Сюрвиле, Мутон-Массе, де Виньерте, а перед нами деревья Люксембургского парка вбирали в свои большие зеленые и красные ветви свет умирающего солнца.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67