«Я несколько скептически отношусь к сходству между архангелом Михаилом и графом Бисмарком... Мы в Ирландии страстно преданы Франции, — частью потому, что думаем так же, как французы, частью благодаря Ирландской бригаде, которая в восемнадцатом веке сражалась за Францию, частью, наконец, потому, что англичане стоят на противоположной точке зрения». Хочу верить, милорд и милостивые государи, что после 1870 года у англичан было достаточно времени изменить свой взгляд на это. Но французы были бы несправедливы, если бы не делали различия между англичанином Карлейлем и ирландцем Лэки.
Мне показалось, что губы старика шевелились, словно он хотел что-то сказать, быть может — слова благодарности... Но он молчал.
— Милорд, — произнес почтительно полковник Гарвей, вставая, и все мы сделали то же, — милорд, не хотим долее злоупотреблять вашим временем.
Граф сделал движение.
— Надеюсь, милостивые государи, вы окажете мне честь и примете мое приглашение отобедать сегодня вечером за моим столом.
Мы поклонились.
— Благодарю вас. Все мы очень желали бы, чтобы профессор Генриксен нашел время побыть среди нас. Не будете ли вы, полковник, так любезны передать ему мое приглашение. Или, может быть, вы предпочитаете, чтобы я непосредственно обратился к нему с письмом?
Полковник Гарвей улыбнулся.
— Пожалуй, так лучше.
— Хорошо. Итак, господа, до свидания, до вечера.
Подумав, он остановил нас жестом.
— Нет нужды прибавлять, что если бы кто-нибудь из вас пожелал побеседовать со мной отдельно, я — всецело к его услугам.
Этого я и ждал.
Проходя последним около него, чтобы пожать ему руку, я остановился.
— Я хотел бы просить вас, милорд, подарить мне две минуты.
— О конечно, — сказал он. — Ральф, проводите господ. А вы, господин Жерар, останьтесь. Садитесь.
Мои коллеги вышли. Я видел, как д-р Грютли обернулся и с удивлением поглядел на меня.
Своей здоровой рукой граф д’Антрим взял мою руку. В его выцветших глазах сверкнули огоньки.
— Ваши слова, — прошептал он, — глубоко меня тронули, благодарю.
— Милорд, — пробормотал я.
— Вам нужно поговорить со мной? — ласково спросил он.
Я не ответил. Я взглянул на Ральфа. Проводив посетителей, он вернулся к графу и стоял около его кресла, бесстрастный, холодный.
Граф д’Антрим заметил мой взгляд.
— Ральф никогда не отходит от меня, — сказал он, — это — мое второе я. Впрочем, если вам угодно...
Я сделал протестующий жест. Я отнюдь не желал с первого же шага вооружить против себя этого молчаливого человека.
— Милорд, — сказал я, повышая голос, — я позволил себе остаться для того, чтобы воскресить в вас одно воспоминание.
Он удивленно поглядел на меня.
— Воспоминание?
— Да, воспоминание, милорд. Когда-то мы уже встречались. Это было в 1894 году, в Э-ле-Бене, в сентябре, в парке Виллы цветов.
Он на мгновение задумался.
— Да, в самом деле, я там тогда жил. Но вы в то время были, вероятно, еще очень юны, господин Жерар.
— Да, конечно, милорд. Мне было приблизительно столько же, сколько графине Антиопе, с которой я играл целый месяц. И я позволяю себе спросить вас, как ее здоровье.
Я говорил очень быстро, опустив глаза. Когда поднял их, увидал, что старик пристально в меня вглядывается, и в глазах его — выражение, которое я принял за изумление. Лицо бесстрастного Ральфа оставалось совершенно неподвижным.
— Вы знали Антиопу? — медленно проговорил граф д’Антрим.
По-видимому, в голове его совершалась какая-то трудная работа. Было видно, что он старается припомнить меня. Впрочем, так естественно, что он забыл меня.
— Вы знали Антиопу! — повторил он.
— Да, милорд. И именно графиня Кендалль, двадцать лет назад, представила меня вам.
Он поглядел на меня и покачал головой.
— Вы сделали за эти двадцать лет большую карьеру, — сказал он.
Я покраснел до ушей. Он не заметил этого. Весь он ушел в собирание далеких воспоминаний.
— Да, — проговорил он наконец с усилием, — припоминаю. Кажется припоминаю. Маленький Жерар, ребенок, со старой дамой в черном, которую так пугали шалости Антиопы. Припоминаю. Боже мой! Боже мой!
Я почтительно глядел на него.
— С прискорбием узнал я, прибыв сюда, — сказал я, — о том великом несчастье, которое постигло графиню Кендалль.
— О да, несчастье, громадное несчастье!
— Будет ли мне разрешено, — робко спросил я, — засвидетельствовать ей свое почтение?
— Конечно, конечно.
Он с трудом перевел дух.
— Сегодня вечером она обедает с нами. Ведь хозяйка дома — она, вы знаете, и то гостеприимство, какое оказывается вам, им пользуюсь и я. Но, может быть, вам было бы приятно до того...
Видимо, так неожиданно вызванные воспоминания о прошлом взволновали его.
Подошел Ральф и дотронулся до его плеча.
— Позволю себе заметить вашему сиятельству, вам нельзя так долго утомляться.
— Я кончил, Ральф. Кончил. Но то, что только что сказал мне господин Жерар, до того неожиданно, до того необычайно. Так я возвращаюсь к своему вопросу: вы, наверное, хотели бы еще до обеда повидать друга вашего детства?
— О я был бы чрезвычайно счастлив, милорд.
— Вполне естественно, конечно. Антиопа каждый день после завтрака ездит верхом. Возвращается около четырех часов. В пять, если хотите, за вами придут и проводят к ней.
За завтраком я лишь очень рассеянно слушал беседу (впрочем, полную интереса) между полковником Гарвеем и бароном Идзуми, касавшуюся японцев в Калифорнии. Когда я вернулся к себе в комнату, Уильям снимал со столика несколько положенных мною на него книг.
Он смутился и приостановил свою работу.
— В чем дело? — спросил я.
— Да вот профессор Генриксен, ваша честь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67