В замке слышались какие-то странные стоны. Среди всего этого хаоса освещавшая мою комнату электрическая лампочка поражала своим строгим спокойствием.
Когда все в комнате неподвижно, малейшая вещь, приходящая в движение, тотчас же привлекает к себе внимание. Так случилось и с крючком, запиравшим дверь в коридор.
Легко себе вообразить, что я почувствовал, увидав, что крючок приподнялся, принял вертикальное положение. Его приводили в движение снаружи, ключом, через скважину, на которую я до того не обращал никогда внимания. Потом сама собою повернулась медная дверная ручка. Посередине, во всю вышину двери, зачернела какая-то темная полоса, и дверь отворилась.
Вошел Ральф.
Я приподнялся на постели. Он подошел ко мне.
— Что случилось? — спросил я, даже не возмутившись тем, что он таким странным способом вошел ко мне.
Он поднес палец к губам.
— Одевайтесь.
— Да что случилось?
— Тише...
Он показал на перегородку.
— Сосед не должен слышать.
Я встал и дрожащими руками стал искать свою одежду.
— Туфли, брюки, потом это пальто, — шептал Ральф. — И довольно. Я не собираюсь вести вас на улицу. Идите за мной.
Я повиновался. Он тщательно запер задвижку снаружи. У меня в комнате он не пробыл и десяти минут.
Мы спустились по парадной лестнице при свете его электрического фонарика, вошли в курительную комнату. Он зажег электричество.
Я заметил, что г-н Ральф был бледен. И эта бледность у такого человека, как он, испугала меня.
— Да что такое случилось? — повторил я.
— Я взял единолично на себя ответственность за то, что сейчас сделаю, — сказал он. — Но я решил, что поступить так — мой долг. Можете вы оставаться в течение часа неподвижным и ничем не выдать своего волнения, как бы сильно оно не было?
— Постараюсь.
— Вы должны обещать, иначе вернитесь к себе.
— Обещаю.
— Хорошо. Идемте.
Мы подошли к высокой двери.
— Эта дверь, — сказал г-н Ральф, — в спальню графа д’Антрима. Его сиятельство спит. Я сейчас его разбужу. Но прежде введу вас туда. У его кровати, в ногах, есть совсем темный уголок. Вы найдете там табуретку, сядете на нее и не тронетесь с места, пока я не дам вам знак уйти. Оттуда вы все увидите, главное — все услышите.
Он еще прибавил:
— Клянусь своею душою, его сиятельство не будет знать о вашем присутствии. Один вы услышите то, что будет там сказано. Если бы граф д’Антрим знал, что вы там, он не стал бы говорить. Он слишком боялся бы показаться разыгрывающим перед вами комедию. Вы готовы?
— Готов.
Он взял мою руку, пожал. И приотворил дверь.
Направо был виден альков, огромная кровать с колоннами и балдахином. На комоде — ночник.
Я шел следом за Ральфом. Он показал мне, между стенкой алькова и концом кровати, место, где стоял табурет. Я бесшумно проскользнул туда, сел.
К струившемуся от ночника слабому свету прибавился еще свет. Ральф зажег электрическую лампу. Но лампа была под темным абажуром и давала свет лишь очень слабый.
Все-таки я разглядел графа д’Антрима.
Казалось, он спит. Верхняя половина туловища держалась почти прямо и была прислонена к широким подушкам. Он действительно спал. Я видел его длинные руки, протянутые по одеялу, его белые волосы, желтые сухожилия на шее, видел и не поддающееся описанию выражение его лица, в котором были и страдание, и безмятежность.
Он приоткрыл глаза. Ральф дотронулся до его руки.
— Что, Ральф?
— Я счел себя обязанным разбудить ваше сиятельство. Дело очень важное и, может быть, нельзя ждать до утра.
— Что случилось?
Лицо графа, в его живой, непарализованной части, дрогнуло.
— Ваше сиятельство, сэр Роджер здесь.
— Что ты говоришь?
— Сэр Роджер здесь, ваше сиятельство.
— Где он?
— В маленькой гостиной.
— Когда он приехал?
— В половине двенадцатого. Сейчас двенадцать.
— Видел кто-нибудь, как он вошел?
— Нет, ваше сиятельство. Он проник в парк, спустившись по скалам. Потом обогнул замок, постучал в единственно освещенное окно в первом этаже. Это было окно канцелярии, там, кроме меня, не было никого.
— Как он приехал?
— Его высадила сегодня вечером, около пяти часов, немецкая подводная лодка. И он прошел прямо в замок. По дороге никого не встретил.
— Сказал он тебе еще что-нибудь?
— Ничего, только то, что хотел бы видеть ваше сиятельство как можно скорее. Он ждет в маленькой гостиной, у камина; он промок насквозь под дождем.
— Позови его.
Ральф покрыл плечи старика меховым пледом. Теперь выступала из темноты лишь трагическая, неподвижная голова.
Управляющий вышел.
Я не шевелился, да если бы и шевельнулся, скрип табурета, конечно, потонул бы в шуме ветра. Граф д’Антрим также был неподвижен. На столике подле него поблескивал хрустальный стакан с опущенной в него большой золоченой ложкой, вследствие рефракции она казалась переломленной посередине.
Легкий шум. Вошел Ральф. С ним — тот посетитель, чей приход в этот поздний час, по-видимому, так необыкновенно взволновал графа д’Антрима и его управляющего.
— Роджер! Ты здесь! Теперь!
— Милорд, милорд!
Человек, не видя стула, который подставил ему Ральф, упал на колени перед кроватью. Он искал руку графа. И повторял:
— Милорд, милорд!
— Успокойся, Роджер, успокойся, — сказал граф. — Оставьте нас, — прибавил он, обращаясь к Ральфу.
Я напряг весь слух, все свое зрение, чтобы не ускользнуло ни одно слово, ни один жест. Великая драма началась. Что бы она, эта драма, ни принесла мне, что бы ни открыла, — я чувствовал, что никакая другая ее минута не будет такой патетичной.
— Ты из Берлина, Роджер?
— Да, милорд, да, из Берлина.
— Как ты приехал? Зачем приехал?
— Я был болен, да, болен;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67