.. Ай, ай, ай!
Он откинулся к спинке кресла и хохотал во всю глотку.
— Замолчите! — сказал я гневно и с угрозой.
Он не слушал, по-прежнему хохотал вовсю.
— Нет! нет! — наконец проговорил он. — Вы представить себе не можете, как я перепугался, узнав, что вы — профессор кельтского. Когда я теперь об этом думаю, мне хочется кричать, танцевать, позвать этого славного господина Ральфа, чтобы он выпил с нами. Я довольно бегло говорю по-гаэльски, дорогой мой профессор, но вот по части корней, синтаксиса, литературы — пас! Не мог осилить. Я думал, что уже разоблачен. Я бегал от вас, как от зачумленного. Но эти чертовы обеды! Мы встречались во время обедов, и я все время боялся, что вот-вот вы мне предложите маленький филологический турнир. Господи, как вы отравляли мне существование своим присутствием. Но, я думаю, вы и сами были во власти таких же приступов страха?.. Нет, нет, нет, никогда не видел я ничего более смешного.
— Кто вы? — спросил я беззвучно.
Он лукаво на меня поглядел.
— Я не вижу никаких затруднений сказать вам, если только вы уже и сами не догадались. И нам совершенно нечего бояться нашей взаимной конкуренции, потому что цели у нас — общие. Но сколько потеряно зря времени! Ах, у наших правительств нет более тесных связей...
— У наших правительств?
— Перестаньте ребячиться, — сказал он.
Он достал листок бумаги, отвинтил головку у пера и написал. Я прочитал:
«Уилки Джойс, главный инспектор Королевской ирландской полиции».
— Будьте так любезны, бросьте этот лоскуток бумаги в камин и последите хорошенько, чтобы он сгорел. Такая штука не должна валяться тут, раз не имеешь особого желания проснуться в одно прекрасное утро и почувствовать над собою три фута доброй ирландской земли.
Я сделал, как он сказал.
— Теперь ваш черед, — сказал он, когда я снова подошел к нему.
— Мой черед?
— Ну конечно, господин Жерар, ваш черед; кельтский язык уж не по сезону, я только что подал вам пример. Вас зовут?
— Корентен, — пробормотал я, — Корентен Пейрад.
— Вот перо, — сказал он, — напишите.
Нельзя себе вообразить, как это трудно выдумать, тут же на месте, какое-то имя, когда в тебя впиваются два острых, как сталь, глаза.
Я никак не мог. Немножко книжная ассоциация идей заменила мне фантазию.
«Только бы это животное, — подумал я, водя пером по бумаге, — только бы он не учился французскому языку по „Человеческой комедии“.
— Корентен Пейрад, — прочитал господин Уилки Джойс, — это великолепно. Ну-с, господин Пейрад, вы представить себе не можете, какое удовольствие мне доставляет эта идея: ведь мы можем работать вместе с вами.
Он указательным пальцем дотронулся до своего лба, потом до моего.
— Ваша тайна умрет вот здесь, и моя должна умереть вот тут. Когда ходят за нами по пятам такие вот молодчики, как этот милейший Ральф, мы оба заинтересованы в том, чтобы возможно реже называть друг друга нашими настоящими именами. До 24 апреля мы остаемся, вы — профессором Жераром, а я — доктором, Грютли. Впрочем, еще один вопрос.
— Что?
— Вторая канцелярия или Общественная безопасность?
— Что такое?
— Может быть, вы считаете меня за простачка, — сказал очень любезно д-р Грютли, — и хотите удостовериться, знаю ли я, что служба политической полиции в настоящее время сосредоточена в двух различных органах: один подчинен военному министерству, другой — Министерству внутренних дел. Удовлетворены вы теперь? Повторяю свой вопрос: принадлежите вы ко Второй канцелярии или к Общественной безопасности?
— К Общественной безопасности.
Он сильно пожал мне руку.
— Дорогой коллега, я предпочитаю это, нет у меня никакого вкуса ни к военным людям, ни к их методам действия.
Он потер руки.
— Знаете, я думаю, мы вместе сделаем хорошее дело. Но еще раз говорю, наши правительства должны бы взаимно осведомить одно другое о возложенных ими на нас миссиях. Ведь так могло бы случиться, что мы стали бы действовать вразрез, мешать один другому... Что за каша! Если и в области военных дел то же, что у нас, я, право, удивляюсь, что кайзер до сих пор еще не водворился в Букингеме.
— Могу я в свою очередь задать вам один вопрос? — спросил я.
— Пожалуйста.
— Как вам удалось раскрыть мою личность?
Он улыбнулся.
— Это азбука нашего искусства. Кстати, позволю себе сказать вам, вы довольно плохо скрывали свою игру. Никогда вас не было в замке. Все время где-нибудь. Раз вас даже не было целую ночь. Сознайтесь, странное поведение для профессора. Не скрою, я разрешил себе заглянуть к вам в комнату. Ни книг, никаких начатых работ, никаких намеков. Вот посмотрели бы на комнату профессора Генриксена или даже барона Идзуми. Словом, я стал подозревать. Я написал в нашу специальную службу, чтобы мне достали какую-нибудь фотографию профессора Жерара, — и вот вчера утром получил этот номер «L’Illustration». Можете себе представить, как я хохотал.
— Откуда вы знаете, — сказал я с некоторой досадой, — может быть, Генриксен, Идзуми и Гарвей также принадлежат к полиции?
— А вот, вот и вот, — ответил он, вынимая из желтого конверта разные бумаги. — Я постарался получить и их фотографии. Я простер свою профессиональную любознательность даже до того, что выписал себе и фотографию этого странного сенатора Баркхильпедро, который все откладывает свой приезд сюда. Вот, хорошенько вглядитесь в его портрет. Таким образом, мы сразу будем осведомлены на его счет, как только он появится.
— Считаете вы необходимым сообщить мне что-нибудь относительно подготовляющихся событий? — сказал я.
— Полагаю, вы знаете не меньше моего. Ужасно в моем положении не то, что трудно собирать сведения, но что совершенно невозможно убедить высокие сферы в важности этих сведений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67