– Как вы думаете, когда у нас появятся деньги…
– Ты у нас превращаешься в форменного алкоголика, Пан, перебил его Счастливчик. – Пошли. – Пан вручил ему конец до смешного тоненькой цепочки. – Я твой дрессировщик, понял? Горилла, может, тебе лучше постоять на улице? Не годится мичману впутываться в такое дело.
– Мы оборвались с губы вместе, вместе и будем, – сказал мичман Бейтс.
И они вошли. Это была действительно забегаловка худшего сорта. Поколения гуляк проливали пиво на некрашеный пол; десятилетиями нервные посетители пыхтели сигаретами, трубками и сигарами и прокурили все стены; к тому же вся когорта завсегдатаев не очень аккуратно пользовалась туалетом, который находился в глубине бара.
Пан Сатирус, всю жизнь проведший в чистоте и холе, закашлялся. У Гориллы Бейтса был страдальческий вид. Счастливчик Бронстейн, позвякивая цепочкой, матросской походкой, вразвалку направился к стойке.
Буфетчик взглянул на Счастливчика, потом на цепочку и по цепочке добрался до Пана.
– Эй, – сказал он, – ты что сюда приволок?
– Обезьяну, – сказал Счастливчик. – Мартышку-резуса. Подобрал ее на Гибралтарской скале. Это английский резус.
Пан Сатирус кашлял.
Горилла отошел и сел за столик.
– Он дрессированный? – спросил буфетчик.
– Он танцует, – импровизировал Горилла, – ходит на руках и передразнивает всех. Он дрессированный – это точно. Как на флотской службе, верно?
– Почем я знаю, – сказал буфетчик. Судя по выражению его лица, тот же ответ можно было получить на любой вопрос.
Одна посетительница с трудом поднялась со стула и, покачиваясь на высоких скривленных каблуках, пошла к стойке. На ней были оранжевые шорты и бюстгальтер такого же фиолетового оттенка, как и кожа, видневшаяся между двумя этими предметами туалета.
– Не кусается?
– Нет, – сказал Счастливчик. – Он любит дам.
Пан Сатирус сложил свои уродливые кисти, стал в позу капуцина, выпрашивающего земляной орех, и поймал в ладонь руку посетительницы. Он поцеловал эту руку очень нежно.
– Э, да он милашка, – сказала посетительница.
– Дайте ему доллар. Он опустит его в патефон-автомат и станцует для вас, – сказал Счастливчик. Он пристально посмотрел на посетительницу и добавил: – Даю поправку – станцует с вами.
– Доллар? Для автомата нужно десять центов?
– И обезьяна хочет жить, – проворчал Счастливчик.
Посетительница, пошатываясь, возвратилась к своему столику и взяла сумочку. Собутыльником ее был пузатый коротышка с облупленным носом; он наблюдал за ней слезящимися голубыми глазками.
Буфетчик заметил:
– Ваша обезьяна – самый красивый малый из всех, кого она подцепила за последние тридцать лет.
Дама дала Пану доллар. Он отдал его буфетчику и уже хотел было что-то сказать, как Счастливчик тут же вмешался:
– Два пива для меня и для резуса и дайте ему сдачу для автомата.
– Двадцать лет я держу бар, и наконец-то этот гроб с музыкой кому-то понадобился, – сказал буфетчик. – А я было хотел вернуть его фирме.
Он дал Пану три десятицентовые монеты.
Пан выпил пиво залпом и, шаркая подошвами, пошел к патефону-автомату.
Он выбрал пластинку и опустил в щель монету. Пластинка под названием “Разговор о школе” выскочила из гнезда.
Пан Сатирус поклонился посетительнице и взял ее за руку. Она сделала шаг и оказалась в его объятиях.
Танец получился неважный: у Пана Сатируса, наверно, никогда не было сторожа, который бы смотрел передачи Артура Мэррея. Но, учитывая, что его партнерше, вероятно, никогда не приходилось раньше танцевать с обезьяной, удовольствие она, по-видимому, за свои деньги получала, тем более что Пан Сатирус исполнил свой коронный номер – водрузив ее на ноги, прошелся на руках.
Она дала ему еще один доллар, а потом две другие посетительницы, не более обольстительные, чем она, выстроились в очередь.
Побрякивая полной пригоршней мелочи, Счастливчик отнес Горилле две кружки пива.
Пузатый человечек перенес свой облупленный нос к их столу. Он воинственно посмотрел на моряков, но, возможно, он смотрел так на всех, с кем сталкивала его судьба, не одарившая его ничем, кроме облупленного носа.
– Ребята, я вас уже видел.
– Вот как, – сказал Горилла, явно давая понять, что разговор окончен.
– По телевизору, – настаивал коротышка. – Это обезьяна, которая облетела вокруг Земли вчера утром.
– Нет, – сказал Горилла. – То был шимпанзе. А это резус. Просто наш маленький талисман.
– По-моему, он не такой уж маленький, – возразил коротышка. – Он в точности такой, как тот, которого показывали по телевизору.
– Телевизор может увеличить или уменьшить, – объяснил Счастливчик. – Все дело в полярности. Отрицательный полюс, положительный полюс… Как подсоединишь, так и получится.
Горилла протянул руку и похлопал по эмблеме на рукаве Счастливчика.
– Он знает, что говорит. Радист. Первого класса.
Коротышка почесал голову, скудно украшенную волосами.
– А по-моему, он выглядит в точности как тот, которого показывали по телевизору.
– На всех не угодишь, – сказал Счастливчик.
– Ваша подружка тут с кем-то подралась, – сообщил Горилла.
Все оглянулись. Подруга облупленного носа и объемистого живота вцепилась в рыжеволосую особу, одетую в платье с узким лифом и широкой юбкой. Обе они мерзко сквернословили.
Пан Сатирус проковылял к столику своих друзей и выложил перед Счастливчиком два доллара.
– Они дерутся из-за того, чья очередь танцевать со мной, – сказал он и, как лицо заинтересованное, вернулся на свое место для наблюдения за исходом схватки.
– Э, да он говорит, – заметил пузатенький.
– Это просто полярность, – заверил его Счастливчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46