Блестящий ответ. Так бы и я мог ответить.
– Поэтому, пока я во Флориде, мне следует остерегаться любви, или, как сказали бы вы, страсти, – продолжал мистер Сатирус. – Поскольку я чернолицый шимпанзе, что было бы со мной, если бы я влюбился в белокожую самку? Меня следовало бы арестовать.
– Этот закон не относится к обезьянам, – сказал Леффингуэлл.
– Речь идет не об обезьянах, сэр, – возразил мистер Сатирус и обернулся ко мне: – Я так и не ответил на ваш вопрос, мистер Данхэм. Насчет “холодной войны”. Я общался с ограниченным кругом лиц – со сторожами, учеными, врачами, другими шимпанзе, иногда с гориллами. Возможно, война была бы неплохой штукой, если бы ее цель заключалась в том, чтобы уничтожить противника и воспользоваться его жизненным пространством и ресурсами. Как человек, умудренный опытом, скажите, случалось ли это когда-либо?
Впервые за многие годы я позабыл, что стою перед телевизионной камерой. Некоторое время я как в рот воды набрал обдумывал ответ, а в Радио-сити за такое дело значок с изображением микрофона сорвали с лацкана моего пиджака среди бела дня.
– Это бывало только в средние века, – сказал я наконец. В наш век победитель вовремя прекращает сводить счеты и помогает побежденному снова войти в силу.
– Вот вы и ответили на собственный вопрос, – сказал мистер Сатирус. Потом он вдруг сел на пристань, прикрыл большими руками голову и продолжал: – Шимпанзе, если мне будет позволено процитировать Айвана Сэндерсона (а всякий шимпанзе читал его хотя бы раз через чье-нибудь плечо), обитают только в высоком густом лесу. Другими словами, джентльмены, я хочу в тень.
Он поднялся на ноги в той мере, в какой поднимаются на ноги все шимпанзе, то есть касаясь земли костяшками пальцев, и, шаркая, двинулся вперед. Оба моряка припустились за ним.
Я было подумал, что он хочет попытаться спихнуть наш пятитонный автобус с аппаратурой в море, но шимпанзе обогнул его. Тут его догнали моряки. Тот, что помоложе, снял свою белую шапочку и нахлобучил ее на голову мистера Сатируса, а шимпанзе протянул руку и похлопал его по плечу.
Моряк пошатнулся, но устоял и зашагал дальше.
Сыщики во главе с Макмагоном пошли следом, соблюдая приличную безопасную дистанцию, и на этом интервью закончилось.
Пижон Леффингуэлл, местный репортер Ассошиэйтед Пресс, смотрел им вслед.
– Че-е-е-рт побери-и-и, – сказал он. – Эта обезьяна – интеграционист.
– Совсем наоборот, – отозвался я. – Он решительно возражает против того, чтобы его причисляли к обезьянам. Это худший сорт расиста.
– Выпить бы, – сказал Леффингуэлл.
– Я угощаю, – сказал я.
Глава четвертая
Все мифы о нем связаны с любовными приключениями.
Энциклопедия, статья о Пане, издательство “Коламбиа викинг деск”

Во Флоридавилле всего один отель, и тот не лучший в мире. Но у него есть одно достоинство: для коммивояжеров в нем имеется специальный номер, в спальню которого можно пройти только через парадную комнату размерами побольше, где устраиваются выставки образцов товара.
Пан Сатирус, Горилла Бейтс и Счастливчик Бронстейн расположились в спальне. Макмагон, Пикин и Кроуфорд караулили их в парадной комнате. Кроуфорд был теперь в костюме из белой в синюю полоску индийской льняной ткани, скроенном по моде начала тридцатых годов.
У всех агентов был несчастный вид.
В спальне же царила сдержанная радость. Счастливчик Бронстейн получил у караульных разрешение спуститься вниз и принести для Пана Сатируса корзину с фруктами. Когда он вернулся, то под бананами, апельсинами, грейпфрутами и плодами манго оказалась бутылка не самого первосортного виски и бутылка джина.
Счастливчик и Горилла не были на берегу целых три месяца; среди команды МА в ходу была даже невеселая шутка, что, дескать, какой там берег – нельзя разве подождать конца срока службы?
Что же касается Пана Сатируса, то ему еще ни разу не представлялось случая как следует напиться; изредка, когда его беспокоили бронхи (слабые, как у всех обезьян), ему давали лечебную дозу разбавленного спирта – и все.
Нисколько не заботясь о том, какое впечатление он производит на окружающих, Пан Сатирус лежал на полу на спине, размахивая бутылкой, которую держал в руке; ногами же он чистил бананы, забрасывая шкурки на старомодную люстру.
– Ловко получается, – сказал Горилла. – Как ты думаешь, если бы я никогда не носил ботинок, мог бы тоже так?
– Вряд ли, – ответил Пан Сатирус. – Противопоставленный большой палец ноги не характерен для гомо сапиенс.
– Гомо… что? – спросил Горилла.
– Научное наименование чернолицых шимпанзе – Пан сатирус, а человека – гомо сапиенс. Нынешний гомо и есть единственный представитель вида.
– Гориллу в свое время как только не обзывали, но чтоб гомо… никогда! – сказал Счастливчик и затянул непристойную песенку про старого дьякона Келли.
Горилла глотнул джина и сунул бутылку Счастливчику, чтобы тот заткнулся. А сам стал петь “Ублюдок – Англии король…”.
Пан удачно навесил на люстру три банановые шкурки подряд.
– Нам не хватает только девочек, – сказал Счастливчик.
Горилла перестал петь и взглянул на Пана Сатируса.
– Не выйдет, – сказал Пан. – Эти чинуши, эти подонки, что сидят в той комнате, не поймут нас.
– Хоть с виду ты и не похоже на моряка, а говоришь и думаешь как настоящий моряк, – сказал Счастливчик.
– В сущности, – заметил Пан, – мне это ни к чему. Скажем прямо, такая особа, которая согласилась бы иметь дело с шимпанзе, меня не привлекла бы.
– Не знаю, – подумав, сказал Горилла. – Ты теперь знаменитость. Они на это клюют. Погляди на этих голливудских актерок, на кинозвезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46