Фегор не был воином. Он мог убить, но только не в бою, а из-за угла. Когда же смерть заглянула ему самому в глаза, он задрожал от ужаса.— Ну, хорошо! Говори, что хотел сказать, — сказал Хирам.— Прежде чем умереть, я хотел спросить у тебя, любишь ли ты этруску.— Тебе что за дело? Но я отвечу — нет. Мое сердце отдано приемной дочери Гермона, а не Фульвии.— Зачем же ты, рискуя собственной жизнью, спас ее?— Потому, что ей и ее семье я обязан жизнью.— Тогда убей, убей меня! — с криком какой-то странной, полубезумной радости отозвался Фегор. — Я умру счастливым!— А ты, собака, ты, шпион, ты думал, что она полюбит тебя?— Да. Я думал, что она будет моей. Подожди еще минутку. Когда увидишь этруску, передай ей, что сегодня… Она не пришла в дом своей матери, а я был там и ждал ее. И я убил ее мать!— Убийца! — вскрикнул Хирам, бросаясь на врага. — Умри же!Но его меч рассек воздух: передохнув и собравшись с силами, Фегор, ловкий и увертливый, как угорь, прыгнул в воду, и волны скрыли его от глаз карфагенянина.Напрасно Хирам вглядывался налитыми яростью глазами в бушующее море: он видел только круговерть с шумом и стоном разбивавшихся о камни мутных волн с седыми гребнями.Простояв не меньше четверти часа на том месте, где разыгралась драма, Хирам вложил меч в ножны и вернулся к шлюпке, а потом добрался и до гемиолы.— Если только он утонул, — бормотал карфагенянин, — тогда и моя тайна умерла вместе с ним, и мне нечего бояться в Карфагене. Но что же будет с Фульвией? Бедная девочка! Пока не надо ей говорить, что этот шпион убил ее мать.С утра гемиолу опять принялись осаждать покупатели тирских товаров. Запасы быстро уменьшались, и на борту судна оставалось ничтожное количество пурпурных тканей, ваз и статуэток, когда к гемиоле подошла богато убранная лодка, в которой сидела молодая девушка поразительной красоты.Увидев ее, Хирам оживился, а Фульвия непроизвольно схватилась за сердце трепещущей рукой.— Это она? Та, которую ты любишь? — спросила Фульвия Хирама, спешившего навстречу гостье, уже поднимавшейся по сходням.И потом прошептала побледневшими губами, поникнув головой:— Она хороша, она прекрасна. И она — одной крови с тобой, не дитя другой расы, другого народа. Так — лучше!— Что ты говоришь, девочка! — откликнулся на ходу Хирам.Но Фульвия не ответила.Карфагенянка Офир, еще на подходе к гемиоле, увидела и Хирама, и стоявшую рядом с ним девушку. Она заметила, как хороша собой этруска. И, едва ступив на палубу и оказавшись лицом к лицу с Хирамом, она произнесла голосом, в котором звучали и тревога, и горечь:— Разве тирские мореходы имеют привычку с собой на кораблях возить женщин?Хирам с улыбкой объяснил маленькой ревнивице, кто такая Фульвия и как она попала на борт гемиолы.Рассказ взволновал прекрасную Офир, но, по-видимому, не рассеял ее подозрений.— И ты из-за какой-то рабыни рисковал своей жизнью? — спросила она, пытливо всматриваясь в лицо любимого человека.— Я думал, ты скажешь, что я сделал как надо! — огорченно отозвался Хирам. — Рабыня! Она не была рабыней, когда спасала и укрывала, выхаживала и лечила меня. Не будь ее, я не стоял бы тут перед тобой. Я бы уже давно был в стране теней.Взор карфагенянки смягчился.— Я была не права! — пробормотала она. — Но не гневайся на меня. Знаешь, кто любит так, как люблю тебя я, тот боится потерять любимого человека. Я испугалась мысли, что, может быть, эта девушка тоже имеет право на твою любовь. Приведи ее ко мне. Я хочу взглянуть ей в глаза. Доверь ее мне. Если ты не любишь ее, я не буду бояться держать ее около себя. Я дам ей надежный приют и убежище у себя.— А если ее опознают?— Ну и что! — гордо подняла голову Офир. — Кто осмелится взять ее у меня, приемной дочери члена Совета Ста Четырех? Я возьму ее с собой в У тику, и когда настанет час — ты вызовешь нас обеих.Хирам пошел за Фульвией. Но этруска, казалось, не услышала, когда он окликнул ее по имени. И только когда он положил ей руку на плечо, девушка, вздрогнув, оглянулась. Взор ее был полон тоски.Фульвия! — сказал, не замечая ее настроения, Хирам, весь охваченный чувством ликования, вызванного посещением гемиолы карфагенянкой. — Пойдем, Фульвия! Моя гостья хочет посмотреть на тебя.— Зачем? — спросила этруска.— Она боится, что ты меня любишь.—Я… тебя… О!Казалось, эти слова вырвались стоном.— Она ошибается… Я иду к ней! V. ДОПРОС Около полудня того дня, когда Офир посетила гемиолу Хирама и взяла с собой оттуда бледную и трепещущую Фульвию, несколько бедных рыбаков вышли с сетями в море на утлых челнах. Челны плыли мимо песчаной отмели, намытой волнами в нескольких сотнях метров от берега у гряды подводных камней.— Эй, на лодке! — вдруг донесся до слуха рыбаков чей-то высокий и повелительный голос. — Причаливай сюда!Гребцы, вздрогнув от неожиданности, навалились на весла с явным намерением отогнать лодчонки подальше от отмели.— Именем Совета Ста Четырех! Повинуйтесь! — прозвучал опять тот же голос.И перепуганные бедняки, не смея ослушаться того, кто говорил от имени Совета Ста Четырех, причалили к отмели. В лодку сел человек, на котором были дорогие латы, но со следами крепких ударов и покрытые водорослями и грязью.— Что повелишь, господин? — спросил странного пассажира старший рыбак.— Доставить меня в город. А потом — проглотить языки и никому ни единым словом не проболтаться, что видели меня здесь. Под страхом смерти!Рыбаки повиновались, и лодка помчалась к Карфагену.Едва она приблизилась к берегу, как Фегор — читатель, вероятно, уже догадался, что это был он, — выпрыгнул из нее и, даже не поблагодарив рыбаков, стремглав бросился в центр города, к дворцу Гермона…Да, шпион спасся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39