— Я понимаю, ваш визит в Фивы начался не так, как надо, но я намерен все исправить. Позвольте мне начать все сначала и высказаться откровенно и честно, как вы явно предпочитаете. Мне бы очень хотелось найти царскую гробницу. А вы, насколько мне известно, хотите раскрыть секрет иероглифической письменности. Работая вместе, как союзники — в данный момент я не рассчитываю на большее, — но как союзники, как команда, мы вполне сможем реализовать наши амбиции, как вы думаете?
— А Майлс? — спросила Дафна. — Какая роль отводится ему?
Ноксли со сладкой улыбкой обратился к ее брату:
— Арчдейл, вы самым постыдным образом обманули меня. Сначала я очень сердился на вас, подумать только, каким дураком вы меня выставили. Но вы так поступили ради этой леди. И я прощаю вас. Я убежден, что вы предпочтете искать царскую гробницу, а не тратить время на изучение коптского языка и разгадывание словесных загадок. У вас есть кое-какие идеи, как мне кажется, как найти входы в гробницу. Может быть, нам подумать над этим вместе?
— Бесспорно, — согласился Майлс. — Это приятнее, чем лишиться головы.
Лорд Ноксли рассмеялся, как будто принял это за шутку, и продолжал говорить о гробнице, найденной Бельцони, и вероятности существования и других, еще более богатых и значительных.
Разговор вяло продолжался, пока они не добрались до Луксора и по узким переулкам не подошли к дому. Они не успели войти, как к Дафне обратилась старая женщина и предложила погадать.
Ноксли дал ей монету и велел прийти в другое время: сегодня леди очень устала. Старуха взяла деньги и предложила леди взять у нее амулет на счастье. Ноксли пожал плечами.
Гадалка взяла руку Дафны и тихо, чтобы ее никто не услышал, шепнула:
— Он придет вместе с огнем. Будь готова.
Хотя она и была его сестрой, Майлс всегда понимал, что при взгляде на фигуру Дафны мужчины превращаются в слюнявых идиотов, что было вполне естественно. Чего он не мог понять, так это почему те, кому удавалось сблизиться с ней, обязательно были со странностями.
Красивый романтичный Пембрук с его мягкими, обаятельными манерами превратился в благочестивого ханжу и лицемерного тирана. Он был собственником, безумно ревновал к другим мужчинам и безумно завидовал умственному превосходству Дафны.
Ноксли оказался таким же, с красивой внешностью и чарующими манерами и черным сердцем. И он еще смел говорить, что Майлс обманул его, хотя сам обманом сделал Майлса своим пленником.
Подобно Пембруку, желание Ноксли обладать собственностью не имело предела. Это он считал, что все в Фивах принадлежит ему. Он также был палачом и убийцей, действующим чужими руками. И когда ему показывали человеческую голову в корзине, он радовался как ребенок, получивший новую игрушечную лошадку или набор оловянных солдатиков.
Единственным его положительным качеством было отсутствие зависти к уму Дафны. Но это объяснялось тем, что он верил, что ее ум в конце концов приведет его если и не к огромным сокровищам, то к великому открытию. Ноксли жаждал славы и власти и был не против увеличения своего богатства.
Но Дафна сказала, что они должны терпеть и дальше, и она была права. В Фивах они были узниками, за ними постоянно следили. Они не могли сбежать без посторонней помощи, а здесь каждый был или слишком продажен, или слишком напуган, чтобы пойти на такой риск. Сейчас можно было подумать, что Ноксли был самым милым и добрым человеком на свете.
Они пообедали, и, как прежде, когда здесь находился один Майлс, Ноксли принес папирус. Однако в этот вечер он принес и несколько других и осторожно разложил их на ковре на ее обозрение.
Дафна опустилась рядом с ним на колени, полностью погрузившись в изучение папирусов. Внимание же Ноксли было полностью направлено на нее, особенно на ее грудь, когда она разразилась одной из своих поразительно скучных лекций о трудах доктора Янга и о том, в чем она соглашалась с ним, а в чем не соглашалась и почему.
Вероятно, потому, что мысли Ноксли были далеки от этого, лекция, как следовало бы ожидать, не усыпила его. Все же его взгляд приобрел то отсутствующее тупое выражение, так хорошо знакомое Майлсу. Те слушатели, которые не засыпали, слушая Дафну, спустя некоторое время выглядели так же.
Скучная, ученая Дафна! Если она не утыкалась носом в книгу, она пачкала его чернилами, рисуя свои маленькие схемы, ряды и колонки букв, знаков, слов. Застенчивая, мыслящая затворница Дафна.
Та самая женщина, которая отправилась спасать брата… с Рупертом Карсингтоном! Непутевым сыном Харгейта!
Это не та сестра Майлса, которую, как он думал, он хорошо знал. И в то же время это была, без сомнения, та же Дафна, монотонно рассказывающая о коптских и прочих умопомрачительных загадках.
— Знак солнца, например, — говорила она, указывая на картуш. — Здесь он изображен отдельно, и я совершенно уверена, что это «ра» или «ре», что на коптском означает солнце, а доктор Янг считает это комбинацией с символом колонны и дает богу имя «Фре…».
Душераздирающий вопль прервал ее. Затем еще один и крики. Лорд Ноксли вскочил. Шум усиливался. Поблизости послышался топот убегающих босых ног. Закричал слуга, потом другие, призывая бога спасти их.
Майлс коротко сказал: «Пожар!» — и тоже быстро поднялся с места. Дафна неторопливо поднялась. Ноксли выбежал из комнаты. Майлс бросился было за ним. Дафна удержала его, схватив за руку.
— Подожди, — тихо сказала она.
Она взяла пачку папирусов и задумчиво огляделась. В дверях показалась фигура в плаще с надвинутом на лицо капюшоном.
— Там беда, — сказал человек по-английски с сильным акцентом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99