— Майлс купил его для меня. Потому что он знаменитый ученый Майлс Арчдейл, но я — его мозг.
Солнце садилось. Она стояла у окна, глядя на реку.
Как и Лондон, Фивы были построены на обоих берегах реки. На этом сходство заканчивалось. Здесь был совершенно иной мир. Здесь, над плодородной равниной восточного берега, возвышались громадные храмы, обелиски и пилоны Луксора и Карнака. На равнине западного берега Колоссы Мемнона сидели на своих тронах. За ними простирался почти необозримый некрополь, с его храмами и гробницами. Эти последние были вырублены в отрогах Ливийских гор, словно соты испещряя восточный склон. Она смотрела на горы, скрывавшие Бибан-эль-Мулук и его царские гробницы.
— Ты тоже потеряла голову? Совсем ничего не соображаешь?
Она повернулась к двери, где стоял ее брат.
— Солнце окончательно выжгло твои мозги, Даф? — Майлс вошел, с силой захлопнув за собой дверь. — Мы не можем оставаться здесь. Он… он… — Майлс покрутил пальцем у виска.
— Мне все равно, кто он, — сказала она, снова поворачиваясь к окну. — У нас, как он и сказал, нет особой необходимости возвращаться в Каир. Он очень хочет, чтобы мы оставались у него. Он обещал послать в Каир за моими книгами и материалами. Может быть, трудности возникнут с моими коптскими лексиконами — они находились на борту «Изиды», — но обещал навести справки в коптских монастырях.
— Даф, ты, должно быть, слышала, как его приятели «наводят справки». Они бьют человека палками по пяткам. Часами! И это еще самое легкое средство для допроса.
— Я попрошу его не обижать монахов, — сказала она. — Он хочет, чтобы я была счастлива.
— Конечно, он хочет, чтобы ты была счастлива. Ты непристойно богата. С твоей поддержкой он может раскопать целую долину. Он может сделаться царем Фив. Ты — как гусыня, несущая золотые яйца, — неисчерпаемый источник денег.
Деньги были даром совести Верджила, подумала Дафна. Ему было легче оставить ей после своей смерти все, чем относиться к ней с уважением и добротой при жизни.
— Мы сможем беспрепятственно исследовать все Фивы, — продолжала она. — Все гробницы фараонов, включая ту, что нашел Бельцони. У меня будут сотни и сотни образцов иероглифического письма. Это великолепная возможность! И мне не надо больше притворяться.
— А он сможет заставить каждого из нас делать то, чего он захочет, просто угрожая другому, — заметил Майлс.
— Значит, лучше не доводить дело до угроз.
— Он задумал жениться на тебе. Неужели ты не видишь? Он должен быть хозяином всего: тебя, твоих денег. И в своем он уме или нет, Золотой ли он Дьявол или нет, но он смотрит на тебя так же, как и другие мужчины.
Дафна вспомнила, как смотрел на нее Руперт, с веселыми смешинками в глазах. Она вспомнила их последний день на «Изиде».
«Мы могли бы пожениться».
У нее начало сжиматься горло. Дафна наклонила голову и загнала свое горе в самый дальний уголок души. Если она согнется, то завязнет и больше никогда не выберется на свободу. Она не могла позволить себе горевать. Она должна быть сильной и выносливой, если надеется найти выход.
— Подумай своей головой, — резко сказала она. — Твой друг не отпустит нас добровольно. Мы должны воспользоваться малейшей возможностью и сбежать.
— Так, как у тебя было с Пембруком? Ты думаешь, мне хочется видеть, как ты снова страдаешь?
Она заставила себя взглянуть на него. Она криво улыбнулась:
— Если я смогла вынести жизнь с Верджилом, я смогу вынести все. Мы найдем способ выбраться отсюда. Но для этого потребуется время, ум и осторожность, и ты должен привыкнуть больше доверять мне.
Вторники среду они провели в Луксоре, который, как она уже видела издалека, с другого берега реки, или судила по приукрашенным рисункам в «Описании Египта», представлял собой величественное зрелище. Вблизи же он произвел на нее гнетущее впечатление, хотя, может быть, у нее просто было плохое настроение.
Дафна задыхалась — в каждом углу, в каждой щели прилепились жалкие лачуги; грязь, голуби, отбросы, горы песка и мусора погребали обелиски, пилоны, колонны. Но она заставляла себя смотреть на это глазами ученого. В среду Дафна одолжила у лорда Ноксли тетрадь и начала делать копии надписей.
В четверг они отправились в Карнак. Он находился недалеко, менее чем в двух милях. Они проехали на ослах вдоль Аллеи сфинксов, или того, что от нее осталось. Сейчас большинство сфинксов были разбиты, а южная часть аллеи тонула в грязи и кучах мусора.
Однако разрушения не смогли уничтожить величие этого места. И полузасыпанные монументы продолжали потрясать своей грандиозностью. Огромные пилоны, целый лес гигантских колонн, обелиски, колоссы и сфинксы были такими же по величине и деталям, как на иллюстрациях в «Описании Египта». Тем не менее действительность превосходила все, что могла представить в своем воображении Дафна.
Когда они проходили по главной дороге в гипостильный зал, она смотрела на обрамлявшие ее двенадцать гигантских колонн, как сказал Ноксли, самых больших во всем Египте, и думала, что бы сказал Руперт, глядя на них.
В своем воображении она видела его, смотрящего на одну из капителей, сделанную в форме лотоса, как он смотрел на пирамиду Хефрена: упершись кулаками в бедра, а ветер шевелит его черные волосы. Она почти услышала его звучный голос: «Она огромна».
И Дафна улыбнулась, но ее губы задрожали, горло сжалось, и глаза наполнились слезами.
Она закрыла глаза и сдержала слезы. Она должна продолжать трудиться, заставлять работать свой ум и не поддаваться эмоциям. Работа придавала ей силы и раньше, так будет и впредь. Ее ум — единственный союзник, на которого она могла положиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99