Руперт вдыхал манящий аромат ладана, смешавшийся с запахом и вкусом пороха, ее запах и ее близость. Исследовал ее рот, подобный спелому персику, и наслаждался шелковистой как бархат кожей, легким щекочущим прикосновением ее волос, тяжестью прекрасного тела, словно созданного для его объятий.
Он так долго ждал. Он был так терпелив и осторожен, что так не похоже на него. Но она того стоила. Руперт никогда не встречал подобной женщины. Его никогда не обуревали столь противоречивые чувства. Он воспламенился мгновенно, как мальчишка.
Руперт не думал, кто он или сколько ему лет. Для него существовали только ее губы и обольщающий своей страстью язык, проникавший все глубже, и неожиданный вкус шампанского, сладкий и пряный, у него во рту, затуманивавший его мозг. И еще было ее тело, изгибавшееся над ним, невыразимо волнующее ощущение ее грудей на его груди.
Ярко светило египетское солнце, но для него наступила ночь. Жесткий песок под его головой и спиной казался шелковыми простынями. Руперт не помнил, кто он и зачем он здесь. Она отпустила его губы и терлась о его щеку, и каждое прикосновение отдавалось ударом в его сердце. Дафна целовала его шею, добираясь до ямочки на горле, и маленькие молнии ударяли в его кожу, обжигая ее, и раскаты грома раздавались в его сердце.
Если бы он был в состоянии думать, он бы подчинился ей, позволил бы делать все, что ей хотелось. Но существовали препятствия. Он держался на расстоянии, убежденный, что время и общение ослабят ее сопротивление. Он знал все, что надо делать и чего не надо, а прежде всего не надо торопить ее.
Но все это Руперт знал до того, как она лишила его разума. И сейчас все сводилось к одному желанию: «Я хочу». Тело пылало, черная пустота заполнила его мозг, а она была здесь, в его руках, и он должен овладеть ею. Сейчас.
Руперт опустил руку и прижал ее тело к своей пульсирующей от вожделения плоти. Ах, это было так приятно! Но могло быть и лучше, намного лучше. Он откинул вверх ее юбку и провел рукой по чулку и подвязке, просовывая пальцы под сбившиеся над ее бедром нижние юбки.
Дафна резко отстранилась, как будто он ее ударил.
— Бог мой! — воскликнула она, скатываясь с него и оправляя одежду. — Вы с ума сошли?
Он заморгал, хватая ртом воздух.
— Ну да, — хрипло произнес он. — Похоть лишает человека разума.
— Вы подумали, что мы будем… вы будете… делать это? На людях?
— Я не думал о том, где мы. Она изумленно раскрыла глаза.
— Я мужчина, — сказал он тоном, который, как он был уверен, при таких обстоятельствах выражал терпение святого мученика. — Я могу заниматься чем-нибудь одним —
любовью или размышлениями. Но не тем и другим одновременно.
Дафна долго смотрела на него. Затем присела, обхватив колени, и спрятала лицо в сложенные руки. Она не подняла ружье и не ударила им его по голове.
Может быть, еще не все потеряно.
— Значит, где-то в другом месте? — с надеждой спросил он.
Дафна подняла голову и с удивлением посмотрела на него.
— Где-нибудь в более уединенном месте, — пояснил он.
— Нет, — сказала она. — Не здесь и никогда.
— Но мы нравимся друг другу!
— Это всего лишь плотское влечение.
— Разве этого мало?
Дафна поднялась, стряхнула песок с одежды и попыталась незаметно привести в порядок нижние юбки. Она все еще чувствовала его руку на своем обнаженном бедре. Они подошли к краю так близко, слишком близко. При свидетелях!
— Важно найти моего брата. — Она старалась говорить тихо и спокойно. — Это путешествие — не развлечение, а «Изида» — не сераль. Я не ваша любовница и не намерена ею стать. Сожалею, что дала вам повод так думать. И сожалею, что нехорошо себя вела.
О, но как смогла устоять скрывающаяся в ней, обуреваемая страстями девушка?
Если бы, как подобает добродетельной женщине, когда они упали, она бы сразу оторвалась от него, у нее был бы шанс. Но она не была добродетельной, и это было невозможно. Любая добродетельная женщина была бы возмущена. Но, не будучи таковой, она была готова рассмеяться над тем, как смело он ухватился за ее грудь. Над тем, что она при этом чувствовала, — ей было так хорошо, как будто так и должно быть. Тяжесть его рук доставляла ей удовольствие. Она наслаждалась, чувствуя под собой это длинное, мощное тело… и самое ужасное, возбужденную плоть, прижимавшуюся к ней, и наслаждение пронзало все ее существо. Как она могла вести себя прилично, когда плотские потребности с такой легкостью разрушали все ее моральные принципы?
Дафна даже не понимала, откуда и как она нашла силы оттолкнуть его руки. Ей хотелось так и оставаться в его объятиях, с греховной мыслью, что он хочет ее. Однако каким-то образом она сумела заставить себя оторваться от него, повернуться и посмотреть ему в лицо.
И что она должна была сделать, когда он лежал и улыбался ей, ничуть не раскаивающийся, шаловливый мальчишка? Дьявольские огоньки вспыхивали в его глазах. Это должно было отпугнуть ее. Так нет, дьявол пробудился и в ней, и она наклонилась, чтобы поцеловать эти грешные губы! Она едва дотронулась до его рта, как почувствовала, что он улыбается, затем ощутила его запах, эту дьявольскую приманку для женщин, который усыпил ее разум, волю и добродетель.
И все же это была не его вина.
Дафна не могла обвинять Руперта. Ведь он был прежде всего мужчиной. И не он виноват в том, что, к сожалению, ее моральные устои оказались так слабы, как и ее сила воли, или в том, что ей не хватало чего-то, чем пользуются нормальные женщины в подобных ситуациях.
— Вы обладаете удивительным животным магнетизмом, — продолжала она в наступившей напряженной тишине. — Я никогда не сталкивалась с подобными вещами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99