Вы уезжаете из Лондона после полудня.
Глаза ее изумленно расширились.
— Уезжаю из Лондона? — повторила она. — Куда же мы едем?
Его брови поднялись, а в глазах появилась насмешка:
— Боюсь, вынужден буду юс разочаровать, голубушка. Я — остаюсь. Это вы уезжаете — в Глостершир.
У нее перехватило дыхание, а лицо стало покрываться смертельной бледностью, пока не сравнялось цветом с подушками. С усилием она выговорила:
— Дедушка? Он… с ним что-то случилось?
— Не имею представления за отсутствием известий из Келшелл-Парка. Однако в скором времени вы сможете сами удовлетворить свое любопытство на сей счет. — Он повернулся к Ханне. — Ты поедешь со своей хозяйкой. К полудню она должна быть готова в дорогу.
Он уже подходил к двери, когда Антония с отчаянием сказала:
— Джеррен, но я не могу вот так уехать из Лондона. У меня множество приглашений.
— Так откажитесь от них, — последовал лаконичный ответ, и дверь закрылась.
Она, как громом пораженная, смотрела ему вслед, потом взглянула на горничную.
— Ну почему? — спросила она. — Зачем?
Вместо ответа Ханна приблизилась к кровати и мягко произнесла:
— Что же теперь делать, мадам? Может, мне лучше пойти к мистеру Келшеллу?
— Дай подумать! — Антония прижала руку ко лбу: мозг словно оцепенел от неожиданности и страха. — Наверное, сказать ему надо, но сперва помоги мне одеться.
Одеваясь, она попыталась привести перепуганные мысли в порядок. Возвращение в Келшелл-Парк, всегда противное ей, после зловещего предположения сэра Чарльза сделалось просто чревато опасностью. Правда, заставить ее саму убить деда он не сможет, но у нее было неясное чувство, что это может сделать Ханна, девушка беспринципная, которую коварный Роджер, к тому же, наверняка убедил, будто вся вина за преступление падет на голову его племянницы. Ей же оставалась лишь одна надежда: уговорить Джеррена переменить решение.
Спустившись вниз, она с облегчением обнаружила, что он еще не ушел, а сидит и пишет письмо. На ее обращение он, отложив перо, с холодной вежливостью ответил, что весь к ее услугам. С неожиданной болью в сердце она отметила, как он постарел, и подумала, неужели эта неугомонная, казавшаяся неисчерпаемой веселость исчезла навсегда.
— Джеррен, — произнесла она со всем спокойствием, на которое была способна, — почему вы меня отсылаете? Я ведь, кажется, имею право хоть на какое — то пояснение?
Несколько секунд он рассматривал ее суровыми глазами.
— Скажем, потому, что состояние здоровья вашего деда внушает некоторые опасения, и вам пришлось срочно выехать к нему. Вполне уважительная причина, чтобы не вызывать излишнего любопытства и с должным достоинством отказаться даясе от очень важных приглашений.
— Нет! — Голос задрожал от тревоги. — Только не это! Если вам нужен благовидный предлог, сошлитесь лучше на мое здоровье, но только не упоминайте сэра Чарльза.
Он нахмурился:
— Почему?
Она замешкалась с ответом. Невозможно же сказать, что, сославшись на нездоровье сэра Чарльза, он сыграет на руку Роджеру, а никакое другое объяснение не приходило в голову.
Поэтому голос ее прозвучал неубедительно:
— Неважно, почему. Просто лучше не делайте этого, и все. И потом, вы так и не объяснили, почему в действительности хотите отослать меня.
— Антония, дорогая, — отвечал он ровным, насмешливым голосом, — я вовсе не обязан объяснять свои действия вам. Только лучше, если вы покинете Лондон. Лучше для вас и для нас обоих.
— Для нас обоих! — повторила она с горечью. — Боже мой! Да вы сами не знаете, что делаете! — С неожиданной настойчивостью она схватила его за рукав. — Джеррен, умоляю, позвольте мне остаться!
Он покачал головой:
— Вы немедленно отправляетесь в Келшелл-Парк, и давайте оставим споры об этом — Поездку в деревню в это время, вы, без сомнения, сочтете неуместной, но утешьтесь тем, что дядя ваш не замедлит вскорости усовершенствовать свои планы, которые я по недостатку сообразительности разбил. Он гораздо более искусный интриган, нежели вы, Антония, и лучше бы вам этого не забывать. А теперь, с вашего позволения, я хотел бы закончить письмо сэру Чарльзу.
Он снова повернулся к письменному столу и принялся перечитывать написанное. Воцарилось молчание. Антония, стиснув руки и прикусив нижнюю губу, с отчаянием смотрела на него. Наконец выражение затравпенности на ее лице сменилось решимостью.
— Я не все еще сказала, — произнесла она, едва дыша. — Вы правы! Я причастна к покушениям дяди на вашу жизнь и его планам, но против воли. Он обманом заставил. Когда вы напрасно заподозрили меня, я была обижена и взбешена и сглупа все выложила ему, совершенно не подумав о том, что он сам мог приложить руку к нападениям на вас. Потом появился капитан Байбери — случайно, как я думала, — и дядя Роджер сказал, будто он единственный, кто может превзойти вас в искусстве фехтования. Мне так хотелось наказать вас, видеть вас объектом самых жестоких насмешек, что, к стыду своему, я допустила ссору между вами и Байбери, но, клянусь, никогда не желала вашей смерти. Дядя говорил, что пострадает только ваше тщеславие, и я поверила.
При первых же ее словах Джеррен поднял голову с видом вежливого внимания и теперь, не меняя выражения, холодно произнес:
— Подобное признание весьма запоздало. Я прекрасно осведомлен о вашем с Келшеллом сговоре и не понимаю, чего вы хотите добиться этой притворной искренностью.
— Да как же вы не понимаете? Я вовсе не сговаривалась с ним, по крайней мере, не хотела. Только моя неосмотрительность с Байбери отдала меня во власть дяди, который теперь уверен, будто я слишком боюсь его, чтобы идти против.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65