Так пусть и верит! Пока он так считает, то будет рассказывать мне о своих намерениях, и если я останусь в Лондоне, то смогу предупреждать вас обо всем, что он задумал.
Секунду он смотрел на нее безучастно, потом расхохотался:
— Наивная мысль, клянусь Богом! Да вы меня совсем дураком считаете?
— Я вполне серьезна, Джеррен, — с самой горячей искренностью промолвила она. — Ведь он коварен безмерно и не прекратит строить самые хитроумные козни, а будет снова и снова злоумышлять против вас.
— Однако теперь вы пожелали переметнуться, — заметил Джеррен и резко добавил: — Почему?
Он ожидал, что она расскажет, как заподозрила Роджера в вероломстве, и был готов поверить. Если она осознала, в какую опасность ее ввергли собственные интриги, то, естественно, попытается избегнуть угрозы, даже если при этом придется объединить усилия с ним, Джерреном. Однако, к его изумлению, она даже не упомянула о Келшелле. Смертельно бледное лицо окрасилось легким румянцем, когда она тихо произнесла:
— Потому, что попытавшись воспользоваться услугами Байбери, чтобы наказать вас, я с тех пор не однажды жалела о том, да как горько жалела! Угроза вашей жизни увеличилась в сотни раз, и теперь то, что я предлагаю, — единственное, кажущееся мне разумным средство исправить положение. Из-за меня пришлось вам драться на дуэли, но Бог свидетель, то была все-таки не моя вина. Прошу вас, Джеррен, верьте мне и примите помощь, которую я предлагаю.
Говоря, она не осмеливалась поднять глаз и потому не могла видеть мрачного презрения, разливавшегося по его лицу. Он смотрел на нее, даже отчасти забавляясь, не переставая удивляться наглости этой женщины, которая, совершив невероятное предательство, наняв убийц, дабы лишить его жизни, и еще не ведающая о сегодняшнем столкновении с ними, осмеливается умолять его о доверии, намериваясь в доказательство предать своего сообщника; женщины, красота которой по-прежнему вызывала в нем мучительные судороги страсти, и которую, проклиная себя за глупость, он продолжал любить, невзирая на все ее зло. Он молча ждал, с горечью и недоумением вопрошая себя, как же далеко может зайти она в новой попытке обмануть его.
— Теперь я понимаю, насколько была слепа, — продолжала между тем Антония. — Своевольно, . нечестиво слепа! Ведь вы лежали в жару и лихорадке, а я только и думала что о своей обиде. Мне следовало проявить терпение и дождаться, пока вы поправитесь и сами сможете убедиться, как несправедливо судили обо мне. Сейчас я прошу не прощения, поскольку мой поступок его не заслуживает, но хотя бы дозволения восполнить нанесенный мною урон.
— Могу я поинтересоваться, — спросил он невыразительным тоном, — как вы предполагаете это осуществить?
— Я уже говорила. Поскольку дядя Роджер считает, будто я все еще заодно с ним, то станет рассказывать мне о своих намерениях. Таким образом, вы сможете не только уберечься от его козней, но раз и навсегда побить его его же оружием.
— А когда к мистеру Келшеллу будут приняты меры, что дальше? Вы же сами говорите, что не добиваетесь прощения?
— Я не вправе его добиваться, — запинаясь, проговорила она, — но если хотите, могу лишь просить. Вы этого хотите, Джеррен? Видеть меня униженной, вымаливающей у вас прощения? Извольте! — И мягким, грациозным движением скользнув вниз, она упала на колени, сжимая его безответные руки в своих; в голосе ее трепетало рыдание. — Джеррен, если не можешь простить, то хоть поверь! Проси любого доказательства, и я дам его с радостью, только не отсылай меня!
Она склонила голову, стоя на коленях, и умолкла; но раздавшийся бесконечно издевательский, хоть и тихий смех Джеррена прозвучал, как пощечина.
— Мадам, вы оказываете мне честь, которой я не заслуживаю. И в какую же ловушку вы намерены заманить меня теперь?
Голова ее откинулась, глаза недоверчиво раскрылись, щеки, шея и даже грудь покрылись пятнами. Выражение лица Джеррена было столь же презрительным, как и его тон, и со сдавленным рыданием она закрыла лицо руками.
— Я не столь легковерен, как вы считаете, — продолжал он язвительно, — и заманить меня в подобную ловушку вам уже не удастся. Так что если вы с вашим дядюшкой продолжаете строить козни, то придумайте что-нибудь поновее. — Он подошел к двери и открыл ее. — Эта дискуссия бессмысленна. Так что давайте прекратим.
С минуту она не двигалась, продолжая стоять наколенях, закрыв лицо руками. Потом поднялась и нетвердыми шагами направилась к нему, а, приблизившись, остановилась и подняла голову. Глаза его были полны печального всепонимания.
— Timeo Danaos ( «Боюсь данайцев даже дары приносящих»(лат) — цитата из поэмы Вергилия «Энеида», слова троянского жреца Лаокоона о деревянном коне, оставленном греками(данайцами, как их звали троянцы) У ворот Трои яхобы в дар троянцам Лаокоона не послушались, коня втащили в город, а ночью из его полого брюха вышли греки и открыли ворота Трои Троя пала, а Лаокоон с двумя сыновьями был задушен двумя огромными змеями, напущенными на него из моря богами, предрешившими гибель Трои), — ответил он на ее рассеянный взгляд. — А если вам непонятно, то попросите вашего родственника объяснить. Уверен, он прекрасно знает латынь.
В покоях служанка, но не Ханна, возилась с чемоданами и корзинами и обеспокоенно подняла голову при виде хозяйки, однако Антония даже не посмотрела в ее сторону. Она бросилась в кресло и невидящим взором уставилась перед собой, бессильно уронив руки на колени.
Она понимала всю глубину своего унижения, но ни это, ни опасность, грозившая ей при возвращении в Келшелл-Парк, не занимали так, как другая, только что осенившая ее мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65