– Он бросил короткий взгляд на мать, а потом снова посмотрел на Констанс, и лишь потом глаза его остановились на Виоле. – Я выскажу все. Это была идея моей матери – найти мне невесту до выборов. И я, как всегда, согласился с ней.
– Филип, не время и не место говорить сейчас об этом, – попытался остановить его Кавендиш.
– Напротив, именно сейчас время и место все сказать.
– Вот видите, – с удовлетворением промолвила герцогиня, – ты сказал все, что хотел, Филип, и произвел на всех должное впечатление. Пожалуйста, перестань горбиться, сиди прямо. Закончим наш ужин в мирной обстановке. Я видела в «Дворцовом вестнике»…
– У меня не было таких намерений, – промолвил Филип, наклоняясь над тарелкой. – Я был раздраженным и обидчивым, поэтому прошу прежде всего вас, Констанс, извинить меня. Я не относился к вам как к личности, я обращался с вами как с помехой, препятствием, которое мешало каким-то моим планам, а вот каким, я и сам не знал. Я вел себя дурно. Я должен извиниться перед всеми, но это извинение ознаменует начало моей новой жизни без лжи, жизни по правде.
– Филип, – предупреждающе промолвила герцогиня. – Прошу тебя, прекрати подобные высказывания. Они неуместны.
– Как неуместен и нелеп взрослый мужчина, во всем подчиняющийся только своей матушке, – резко ответил Филип. – Прошу извинить меня, но уикэнд в Сандринхеме открыл мне глаза, если можно так сказать.
– Каким же образом? – с интересом спросила Констанс.
Это был первый в стенах Гастингс-Хауса разговор, который имел какой-то смысл, и еще он помог ей впервые увидеть настоящего Филипа.
Он сложил ладони словно в молитве.
– Я увидел, каким я стану. Я увидел также, кто такой Джозеф, особенно если его сопоставить с некоторыми другими представителями сильного пола. Я всегда подтрунивал над его серьезностью, а потом увидел его рядом с другими и впервые почувствовал стыд. У него есть увлеченность, интерес к чему-то, какая-то цель. Всех остальных интересуют лишь охота, светские обеды, выезды в предстоящем сезоне. Я тоже был таким, без цели плывущим по течению, спешил с одной вечеринки на другую, скорее пьяный, чем трезвый. Но мне кажется, что я могу решить эту проблему. Ирония состоит в том, что мне понадобилось знакомство с Констанс, чтобы понять это.
– Ты говоришь глупости, Филип. У тебя всегда полна голова глупостей после встреч со Смитом, – презрительно фыркнула герцогиня. – Да, он нам помог поправить наши финансовые дела. Но он не тот, с кем следует дружить.
– Мама, он спас наше поместье, и ты это прекрасно знаешь. Подумав хорошенько, я вдруг понял, что хочу стать членом парламента, – это лучшее, что я могу сделать, и это не будет развлечением. А дальше есть еще кое-что, что я хотел бы сделать.
– Что же? – Его мать даже подалась вперед от нетерпения.
– Я уверен, что у меня есть настоящий талант.
– Какой же, скажи наконец? – не выдержал Кавендиш, поднимаясь со стула, но тут же снова сел. – В Оксфорде ты изучал английскую литературу, правда, весьма поверхностно, должен сказать. С тех пор ты стал забавным собеседником в лучших гостиных Англии. Поистине это и есть та великая роль, к которой ты себя готовил?
– Да, Филип. Какой талант ты прячешь от всего мира? – в свою очередь добавила графиня. Она потерла виски, голос ее стал спокойным, почти нежным. – Прости, Филип, но ты удивляешь нас всех. До сих пор у тебя не было ни таланта, ни интереса к чему-нибудь.
– Что бы это ни было, ты можешь этим заниматься в перерывах между заседаниями в парламенте, – рассудительно сказал Диши.
– Но почему надо заниматься только чем-то одним? У Джозефа есть несколько призваний, и он великолепно совмещает их. Насколько я знаю, ему никогда не бывало скучно и он никогда не оставался без дела. А теперь обо мне: мы потратили сотни фунтов на эту избирательную кампанию, и я выиграл ее. Но у меня нет даже желания. – Он прочистил горло и провел пальцем по краю бокала. – Но я уверен, что, как художник, я могу зарабатывать неплохие деньги.
– Художник? – воскликнул Диши. – Филип, ты сошел с ума?
– Художник? – Герцогиня недоумевающе посмотрела на присутствующих. – Это тот, кто отделывает и красит дома?
Констанс и Виола промолчали и обменялись улыбками.
– Что здесь смешного, мисс Ллойд? – не выдержала герцогиня, взглянув на Констанс.
– Теперь все ясно, – сказала Констанс. – Ручаюсь, что вы занимались этим, еще учась в Итоне. А когда Джозеф решил стать промышленником, он выбрал то, с чем познакомился благодаря вам. Он стал изготавливать краски.
Филип кивнул.
– Он воровал у меня краски и экспериментировал с ними. Знали бы вы, как противно пахнут краски, если их поджечь.
– Что ж, когда парламент не заседает, ты можешь рисовать, – повторил Диши, довольный тем, что может дать совет. – Тем более что ты, должно быть, этим не занимался столько лет. Возможно, у тебя был небольшой талант, когда ты был студентом, но потом, когда ты вырос… Мы все знаем, что случается с детскими талантами. Когда человек взрослеет…
– Это не совсем так, Диши. Я не переставал рисовать в течение десяти лет в Лондоне. Я устроил мастерскую в лаборатории Джозефа. Это ужасное место на другом берегу Темзы, недалеко от Ватерлоо-роуд. Мне кажется, Джозеф остается в этой дыре лишь чтобы мучить меня. Но это великолепно, абсолютно великолепно!
Кавендиш поправил галстук.
– Я не представлял себе этого, Филип. Понятия не имел. Да и не только я.
– Это не совсем так, – ответил Филип.
– Я знала об этом, – добавила Виола. – Знал и Джозеф, и, разумеется, герцог.
– Отец? – воскликнул Диши.
– Кто? – переспросила герцогиня.
– Мой отец, герцог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86